Иногда Васька после сытного обеда заваливался спать в крапивистый бурьян, подстелив под бок пару сухих досок. Просыпался вечером, разомлевший. Смотрел на розоватые облака, плывущие по закатному небу, слушал веселые переборы матросской гармошки, скликающей девчат на вечерние танцы, и ему было грустно-хорошо, и до слез хотелось другой — человеческой жизни. Ему хотелось быть на месте этих молодых непьющих ребят-матросов, быть вместе с ними, быть такими же, как они. Васька понимал, что для матросов он человек из другого мира, убогий, и не обижался на их скрытые, а порой и явные насмешки. Как и все заготконторские, Васька помогал матросам чем мог. Таскал воду для камбуза, пилил И колол дрова для кухни, чистил картошку, мыл после еды бачки, миски, ложки. Делал он это по собственной своей воле, а вовсе не за миску борща или каши. Общение с матросами молодило и будоражило Ваську, будило в его душе творческое воображение. Уединившись, Дурмашина доставал из кармана огрызок карандаша и вполне приличную записную книжку, которую он нашел в складе макулатуры и о существовании которой никто на свете не подозревал. В эту книжку заносил Васька, когда бывал трезв, свои мысли и жизненные наблюдения, в ней же пробовал себя в жанре короткого рассказа. Только одному человеку — Антонычу — приоткрыл Васька затаенную свою мечту: стать писателем. В конце концов не обязательно писать толстые книжки, хватит ему и газеты. Газета даже лучше, чаще выходит и больше знакомых людей ее читают. Васька не сомневался, что сможет написать не хуже того, что доводилось ему иной раз читать в районной их газете. Очкастый фотокорреспондент, что не раз отирался на их базе, сколько раз писал о Заготконторе, а ничегошеньки про нее не знает. По очкарику выходило, что на базе Заготконторы никто не пьет, не ворует, а только трудятся все ударно и наперегонки соревнуются между собой, за выполнение и перевыполнение плана борются. Вот он бы написал так написал! Все жулье в комок бы сбил, как в политуре лак. Вон конюх Женя тащится, альтернатива ходячая! Небось его, Ваську, ищет, полтинник свой получить хочет. Ободрал Соловья с головы до хвоста, волос парикмахерше Зинке продал на шиньоны. Доски на конюшне гнилыми горбылями заменил, сено своей корове перетаскал, теперь навоз ведрами для огорода ворует.
Мысленно Васька рисовал яркие сочные образы конюха Жени, кассирши Риммы Белой, Луки Петровича, Анастасии Хрустальной, шкурятника Харева — всех, кто немало попил из него кровушки и обдирал как ивовый куст, но, когда пытался перенести все это на бумагу, не получалось. Все они выходили тусклыми, бледными, на одно лицо. Конюха Женю от Луки Петровича можно было отличить только по имени и никак больше. И говорили они все одним — газетным — языком, как у фотокорреспондента-очкарика.
Дурмашина решил попробовать написать о заготконторских, которые не делали ему зла, не воруют, а если и пьют, то на свои. Стал перебирать их в памяти и удивился, получалось немало: Антоныч, тетка Фрося, сторож дядя Яша, дед Саша с тарного склада, тракторист Володя, грузчики Федор со Степаном, да и о Кулик-Ремезове можно написать. Но писать о мужиках приличных оказалось еще труднее, чем о сволочных, вовсе ничего не получалось. Тогда Васька стал подумывать: а не написать ли ему о самом себе? И стал решать, куда отнести себя: к сволочным или к приличным? Как человек самокритичный, Дурмашина знал за собой немало тех и других качеств. После некоторого размышления Васька решил, что в основе своей он мужик положительный, но с определенными недостатками, главный из которых — его неумение наладить лично-семейную жизнь. Попробовал писать о себе и приятно удивился, получалось крепче, задористее, даже интересно. С этого дня Васька Дурмашина все заметки в записной книжке вел только от первого лица. Литературным творчеством Васька Дурмашина занимался всегда только в трезвом виде и потому писал мало. Теперь же, получив погрузчик и осуществив в какой-то мере малую свою мечту, Васька, несмотря на занятость общественно-полезным трудом, все чаще и чаще доставал записную книжку и записывал разные занимательные истории и анекдоты, которые ему удавалось услышать за день. Конечно же, интересовала его в первую очередь самая близкая и знакомая ему тема: алкоголь и антиалкоголь.