— Не, Риммуля, — возразил Дурмашина, — ты приказик сама на базе повесь. Чтобы все путем было, как по закону положено.
В этот день, встречая на базе знакомых шоферов и заготовителей, Васька Дурмашина как бы между прочим говорил:
— Слыхал? Выговор я схлопотал от директора. Сбегал, понимаешь, на базар кружку пива выпить, а на базе завал. Машин наперло невпроворот, еле растолкал. Ну директор и накатил на меня выговор с приказом. Вон, в конторке на дверях висит. Строг у нас директор новый, ой строг!
Антоныч получил письмо. Он так давно ни от кого не получал писем, что, достав конверт из самодельного почтового ящика, прибитого возле калитки, разволновался. Но на обратный адрес смотреть не спешил, хотелось продлить волнующую неизвестность. Антоныч сунул письмо в карман, прошел калитку, возле крыльца скинул рубаху и принялся плескаться под рукомойником тут же на улице. Растерев грудь и плечи жестким льняным полотенцем, он сбросил в сенях сапоги и босиком протопал в горницу. Тепло было в доме, тихо и пахло щами — совсем как при матери. Старуха Поликарповна — соседка его и подруга матери — поддерживает в доме порядок. Эвон какая кругом чистота. Пол до белизны голиком выскоблен, свежими стираными половиками застлан. Занавески на окнах белизной светят, и в красном углу на образах — праздничное полотенце. Молодец, Поликарповна! Что бы он без нее делал!
Только сейчас Антоныч вспомнил, что обещал на сегодня Поликарповне распилить дровишки ее и почистить колодец, и досадливо поморщился. Забыл сказать Ваське Дурмашине, чтобы пришел подсобить. Вдвоем бы они дрова Поликарповны мотопилой в момент раскатали. И колодец одному несподручно чистить. Придется на завтра это дело отложить. А к Поликарповне сходить надобно, предупредить старуху, небось заждалась его.
Антоныч взял в руки ухват, отодвинул печную заслонку и хотел было достать из печи горячий еще чугунок со щами, которые сварила ему Поликарповна, но, не выдержав искушения, отбросил ухват в сторону и поспешно достал письмо. «Может, от Марии оно?»
«Псков» — тотчас бросился в глаза Антонычу обратный адрес.
— Псков? — недоуменно произнес он и стал рассматривать неразборчивую подпись. Подумал, что, может быть, письмо от жены Петьки Убогого, но та проживает на улице Железнодорожной, это он хорошо помнил, а на конверте означено «улица Лесная».
Антоныч аккуратно разорвал конверт, достал из него желтый лист бумаги и, развернув, прочитал:
«Здравствуйте, уважаемый Антон Павлович! С горячим к вам приветом Осипова Вера Павловна из Пскова».
Да, письмо было действительно от Петькиной жены. Слегка разочарованный, Антоныч уселся возле окна на лавку и стал читать.
«Извините, Антон Павлович, что беспокоим вас. Живем мы с дочкой Светланой по-старому, вспоминаем вас часто, и мужа и отца нашего Петра Осипова вспоминаем. Домик наш, где вы ночевали, снесли уже. Мы получили новую квартиру, отдельную, однокомнатную, с ванной. Теперь живем как в раю. Светлана нынче пошла в школу. Я из домоуправления ушла, работаю опять маляром на стройке, заработки здесь у нас хорошие, Светлане ни в чем не отказываю.
Как там мой муж Петр Осипов поживает? Недавно приезжала к нам в Псков из деревни мама Петина — Алевтина Васильевна. Плакала очень. Надумала она на старости лет дом свой в деревне и хозяйство все продать и переехать в ваш город, поближе к Пете. Я ее отговаривала-отговаривала, чтобы не торопилась, пообождала. Как так можно на старости лет с насиженного места срываться. Ведь она худая совсем, ревматизмом страдает. Порешили мы с ней сделать так. Я сама к Пете поеду со Светланой. Поживем с ним все вместе, пускай хоть убивает нас. Может быть, даст бог, и образуется все. Тогда поменяю я свою квартиру на ваш город и будем жить вместе с Петей, а может, он в Псков вернется.
Дорогой и родимый Антон Павлович! Христом-богом просим вас, уговорите Петю, чтобы не выгонял нас, когда приедем. Поживем все вместе, а там — как бог даст. Может, и бросит Петя ее, проклятую, пить. Он ведь, когда трезвый, очень хороший, и мухи не обидит. Очень просим вас, Антон Павлович, ответить нам поскорее.
Остаюся с уважением к вам Осипова Вера Павловна».
Прочитав письмо, Антоныч долго сидел возле окна задумавшись. Смотрел на осенний, пододичавший уже без материного пригляда, сад. Многое всколыхнуло в душе его немудреное это женское письмо. Вспомнилась вдруг книжонка, попавшая случайно в руки его много лет назад. Про алкоголиков книжонка, ученым доктором написанная. Доказывал тот доктор в книжке своей, что пить — плохо, а не пить — хорошо. И все возмущался, негодовал, все понять не мог тех женщин, что с мужьями-пьяницами живут. Муки терпят, позор от людей принимают, здоровье свое губят, а не бросают пьянчуг. Кажись, чего проще: собрала детей, хлопнула дверью — и прости-прощай, живи, как знаешь, а я, мол, не пропаду, не то время. Так нет, не уходит! «Эх, доктор, доктор! Хоть и ученый ты человек, по косточкам, по жилкам разобрать-собрать человека можешь, а не можешь понять его. Потому, видать, что сам в беде настоящей не бывал. А то знал бы, что женщин этих, которые мужей в беде дикой не бросают, не поносить надо, не ругать, а кланяться им в земном поклоне».