Васька Дурмашина подал заявление о приеме в профсоюз. До этого ни в каких организациях и обществах, где требуется платить членские взносы, он не состоял и не стремился попасть в них. Мотивы, побудившие его на столь решительный шаг, были, конечно же, не пенсионные и прочие материальные, а скорее духовные, связанные невидимыми нитями с Большой Мечтой его и с Зоей Малышевой.
В профсоюзную организацию Заготконторы штатный плотник и нештатный водитель автопогрузчика Василий Яковлевич Кузьмин принят был единогласно. Конюх Женя, сидящий на собрании рядом с Васькой, первым поздравил его, пожал руку, шепнул на ухо:
— Я всегда говорил, Васек: голова ты! Голова! Нам с тобой, ежели объединиться, большие дела можно свершать. По секрету скажу: все заречные помойки у меня на очереди стоят. По четвертному за яму дают. Ежели Соловью моему погрузчик твой подсобит, когда надо, по две ямы за вечер брать сможем. Верное дело, Васек.
На заманчивое предложение конюха Жени Васька Дурмашина лишь презрительно фыркнул. Марать автопогрузчик о помойные ямы? Ему, Дурмашине? Тьфу! Да он лучше стекловату разгружать будет или костяной склад.
Конюх Женя никогда не сделал бы Ваське это дурнопахнущее со всех сторон предложение, знай он, что через несколько минут собрание выдвинет Ваську на общественную работу, связанную с контролем и печатной гласностью. На общественную деятельность эту Васька Дурмашина, отбросив излишнюю скромность, напросился сам. Едва на собрании зашел разговор о наглядной агитации в Заготконторе и о стенной газете «Заготовитель», как Васька заерзал на стуле, закряхтел, заволновался. Тронул ладонью плечо заведующего базой, сидящего впереди него, прошептал:
— Антоныч, толкани меня в стенгазету. Я рисовать могу и вообще… Ну толкани, че тебе!
— Ладно, попробую толкануть, — шепнул в ответ заведующий и усмехнулся, вспомнив про Васькину мечту стать писателем.
Предложение Антоныча ввести в редколлегию стенгазеты «Заготовитель» Василия Кузьмина вызвало у присутствующих веселый смех.
— Чего ржете, — нахмурился Антоныч. — Кузьмин сейчас на базе наипервейший работник и в рабочее время не пьет. В газете и нарисовать может, и написать, что надо.
— Написать? Васька? — удивилась бухгалтерша Манечка. — Про что же он напишет? Может, про любовь?
— Напишет не хуже других, — не давал в обиду заведующий базовского работника. — Сам читал его рассказы, не хуже чем газетные сделаны, — неожиданно соврал Антоныч.
— Это который такой Кузьмин? — спросил громко дед Саша.
— Да Васька же наш, Дурмашина! — тетка Фрося подтолкнула деда Сашу локтем в бок.
— А, Дурмашина! Этот в одной дырке семь дырок просверлит. Он у меня цельную бутылку клопомора выжрал, и хоть бы хны ему, ель зеленая! Куды его выдвигают?
— В стенгазету нашу.
— Сможет. Васька все сможет. Голосуй, ребята, за Дурмашину.
В редколлегию стенгазеты Василий Кузьмин прошел единогласно. Кроме него избраны были в редколлегию тракторист Володя и бухгалтер Манечка. Редактором стенгазеты «Заготовитель» собрание единодушно избрало Зою Малышеву, как имеющую уже опыт журналистской работы нештатным корреспондентом в районной газете.
Накануне Васька узнал одну интимную подробность из Зоиной жизни, которая очень порадовала его: у Зои был сын. Не потому порадовался, что так уж любил чужих детей, а потому, что шансы его на Зоино внимание к себе повысились. Как-никак десятилетний сын отпугнуть может вздыхателя-чужака, ежели таковой у Зои появится. И от кронштадтских матросов сын прикроет ее, барьером станет. Васька, как только узнал имя Зоиного сына — Андрей, сразу вспомнил строчки стихов ее: «Мы с Андрюшкой идем за цветами…» Значит, не с фотокорреспондентом-очкариком в лес ходила, с сыном. Лично ему, Дурмашине, Зоин сын нисколько не помешает. Шустрый пацан, смышленый. Пять минут за баранку подержался, и хоть одного на погрузчике отпускай. А Француза он ему подарит. Черт с ним, с Французом. Надоел. Проститутка какая-то, а не собака, кто свистнет — к тому и бежит.