«Только лейтенант» вдруг смутился, покраснел, проговорил без прежнего уже гонора:
— Вы неправильно меня поняли, товарищ директор…
— Меня зовут Илья Терентьевич.
— Мы не отказываемся помочь вам, Илья Терентьевич, но у меня не бригада грузчиков, а флотское подразделение.
— Если я вас понял неправильно, извините. Значит, договорились: трудиться будете по-флотски. Не хуже чем, к примеру, солдаты на уборке целинного урожая. Хотел бы только уточнить — помогаете вы не нам, а государству. Что касается личного времени, то оно у вас будет. И время на политические занятия, конечно же, найдется.
— Теперь такой вопрос, Илья Терентьевич. Меня предупредили, что на базе имеются деклассированные элементы. Хотелось бы оградить от них моих матросов. Вон тот тип, — лейтенант кивнул головой на окно, за которым возился с контейнером Дурмашина, — уже подговаривал моих людей к выпивке. Мы начнем работу, у матросов появятся лишние деньги, и я боюсь за дисциплину.
— Вот что вас смущает, — проговорил директор и прищурился. — Попросим ответить на этот вопрос заведующего базой. Деклассированные элементы, как вы сказали, в его компетенции. Так как, Антон Павлович, насчет элементов?
Антоныч, нахмурившись, молчал. Потом поднял глаза и в упор в юное, мраморно-чистое личико лейтенанта. Проговорил:
— У нас на базе, товарищ лейтенант Мирошниченко, никаких элементов нет, а есть люди, рабочие. Все они — с советским паспортом. Среди них имеются больные алкоголизмом. А больных людей, по моему пониманию, не ограждать надо, а лечить и помогать им. Всем миром помогать, в том числе и вам с матросами. Вот так, Илья Терентьевич, я этот вопрос, как человек беспартийный, понимаю-кумекаю.
— Ну а я, Антон Павлович, как член партии, с вами согласен полностью. А вы, товарищ лейтенант?
Лейтенант, вконец сбитый со строгого официального настроя, пробормотал что-то невнятное.
— А чтобы не искушать ваших людей большими деньгами, — продолжал директор, — мы сделаем так, как делали всегда. Всю заработанную матросами сумму будем перечислять в сберкассу на ваш счет. Вы же ведите поименной список работающих и ежедневно подводите итоги сделанному. Закончите работы, произведете с людьми полный расчет. Думается, что ребятам перед демобилизацией лишние деньги не помешают. И, мне кажется, нужно больше доверять людям. Если ваши матросы приучены к дисциплине, то за несколько недель работы не должны от нее отвыкнуть. А если найдется один-два неустойчивых, на которых смогут оказать влияние наши «элементы», надеюсь, ваш коллектив, комсомольцы, призовут их к порядку.
Когда лейтенант ушел и Антоныч с директором остались в кабинете одни, Илья Терентьевич, улыбаясь, сказал:
— А что, Антон Павлович, кажется, мы, заготконторские, политически подкованы не хуже флота. А?
— Молодой еще, от школы только, от училища, — заступился Антоныч за лейтенанта. — Жизнью не обкатанный.
— Куда же мы поселим наших грузчиков на это время?
— Да, к Петру Осипову жена с дочкой приехали, — вспомнил Антоныч. — У меня остановились. Назавтра надобно с Петькой решать, Илья Терентьевич, как договаривались.
— Вы думаете, он согласится на лечение добровольно?
— Постараемся уломать.
— Еще одного работника в разгар сезона теряем…
— Матросы приехали, теперь без Петьки перебьемся. Не то пропадет мужик. Назавтра надо все решать с Петькой обязательно. Если дознается, что жена с дочкой приехали, — сбежит.
— Ну что ж, давайте завтра на десять часов утра.
— Только чтобы все наготове было, Илья Терентьевич. И путевка, и машина чтобы быстро. Если дело наше завтра не выгорит… Боязно мне что-то за Петьку.
На следующий день Антоныч на работу запоздал — такого в сезон с ним никогда не случалось. По базе пополз уже слушок, что к Петьке Убогому приехала жена с дочкой и что Антоныч запаздывает неспроста.
Появился Антоныч на базе ровно в девять часов. Был он чисто выбрит, покатые неширокие плечи его обтягивала клетчатая косоворотка, серые выходные брюки топорщились отутюженными складками. За руку заведующий вел девочку в белом платьице и с белыми бантиками в косичках.
Во дворе базы гудели моторы машин, на грузовых весах весовщики ругались со сдатчиками, девочка испуганно жалась к Антонычу, обхватив его руку двумя тонкими незагорелыми ручонками.