— Ты чего ищешь, Витя? — спросил Анатолий Ипполитович, стараясь придать своему голосу как можно больше естественности, и даже слегка зевнул, будто от дремы.
Витька, словно не поняв вопроса, оглянулся. Глаза отца и сына встретились. До этого момента Анатолий Ипполитович еще втайне надеялся, что страхи и сомнения — одна его фантазия, а Витька и думать забыл про сцену у ларька. Нет, не забыл и не забудет никогда. Теперь Анатолий Ипполитович не сомневался в этом. В глазах сына он увидел такое смятение и растерянность, что испугался.
Анатолий Ипполитович о чем-то еще говорил с сыном и плохо понимал, о чем. Витька отвечал односложно, на отца старался не смотреть. Когда он вышел из комнаты, Анатолию Ипполитовичу показалось, что сын слишком громко хлопнул дверью.
И вдруг словно острый гвоздь вонзился Анатолию Ипполитовичу в грудь, под мышку. Анатолий Ипполитович испуганно охнул, сжался, с замиранием ожидая нового колющего удара в сердце. Но удара не последовало. Анатолий Ипполитович облегченно перевел дух, потер ладонью впалую волосатую грудь и осторожно покрутил плечом, разминаясь. «А ведь так вот нежданно-негаданно и дуба дать можно, — пришла ему в голову невеселая мысль. — Кольнет, стрельнет — и будь здоров!»
Анатолий Ипполитович все еще осторожно, опасливо протянул руку к туалетному столику и взял зеркало. Поднес его к лицу и стал внимательно рассматривать себя, словно видел впервые. Одутловатое безбровое лицо с дряблыми мешочками под водянистыми прищуренными глазами, широкая полированная лысина, узкий клинообразный подбородок, припорошенный сединой. «Нда… физиономия, — произнес Анатолий Ипполитович вслух и поморщился, — в такую только и плескать пивом». Потом подумал, что о таких, как он, пишут в газетах: «…безвременно, на сорок девятом году жизни…». Хотя нет, о нем и этого не напишут, — Анатолий Ипполитович грустно и обидчиво улыбнулся, — не заслужил. Всю жизнь пахал как лошадь, растил, воспитывал, а потом какой-то молокосос плещет тебе в лицо пивом, и все рушится… Сиди в пивной пене у разбитого корыта. Родной сын хлопает дверью и смотрит на тебя с презрением. Это ли благодарность отцу за хлеб-соль. Живет — забот не знает, а уже четырнадцатый год пошел. Он в эти года в ФЗО за станком стоял, хлеб зарабатывал, не до подобных душевных тонкостей было.
Анатолий Ипполитович думал, размышлял, прикидывал так и этак дальнейшие свои взаимоотношения с сыном. На душе у него было скверно, паршиво, как никогда раньше.
Наконец эти угрызения совести перед сыном-дармоедом начали его раздражать. Анатолий Ипполитович зло отшвырнул в сторону зеркало, прокричал громко:
— Аннушка!
Анна Михайловна легко и мягко вошла в комнату, присела на диван рядом с мужем, привычно положила ладонь ему на лоб.
— Да отстань ты со своей температурой! — фыркнул Анатолий Ипполитович. — Здоров я, здоров! Ты когда в отпуск пойти думаешь?
— В отпуск? Мне все равно, могу в любое время, ты же знаешь…
— Тогда бери с первого числа и махнем-ка мы всей семьей на юг. А? Витьке хорошо в море поплескаться, да и нам с тобой не мешает хоть раз в жизни отдохнуть как следует. Снимем комнату, где потише, и целый месяц никаких забот. На водных лыжах покатаемся.
— Как же, Толя… — Анна Михайловна запнулась. — Мы хотели…
— Что мы хотели?! — закричал Анатолий Ипполитович, взрываясь. — Две лишние сотни на квартиру отложить! На эту столько лет копили, во всем себе отказывали, теперь тебе трехкомнатная понадобилась!
— Не для себя же мы, для Виктора, — робко возразила Анна Михайловна.
— Зачем Витьке трехкомнатная квартира?! — простонал Анатолий Ипполитович. — Пока он вырастает да выучится, само все образуется. Нечего ему с юных лет в квартиру утыкаться. Пускай на мир поглядит, жизнь понюхает.
— Ты же сам говорил, Толя…
— Ну говорил, а теперь мне отдохнуть надо, Аннушка. Устал я что-то, вконец рассохся. Да и ты у меня замучилась, на себя непохожа.
Анатолий Ипполитович приподнялся на локте, неловко обнял жену, прижался к ее теплому плечу. Проговорил тихо:
— Пора нам, Аннушка, хоть немного и для себя пожить. Я вот лежал сейчас, сердце зашлось…
— Ой, Толя!
— Копим, копошимся, а зачем? Для Витьки? У него — вон вся жизнь впереди. Нельзя ему как мы, Аннушка! Ему по тайге бродить надо, по морям поплавать, по проводам полазить, подраться за правое дело с кем-нибудь по-настоящему, по-сибирски.