Иван Борисович в который раз за сегодняшнюю ночь открыл глаза и лишь теперь окончательно проснулся. Солнце висело над лесом и прямыми яркими лучами било ему в глаза. Иван Борисович зажмурился, знобко передернулся и, услышав заливистое соловьиное коленце, раздраженно фыркнул. Бросил взгляд вниз в заросли сирени, увидел на скамейке парочку. Парочка сидела, укрывшись с головами пиджаком, и напоминала огородное пугало с четырьмя ногами.
— Вам что, другого места нет?! — сердито крикнул Иван Борисович. — Всю ночь спать людям не даете. Безобразие какое!
Под пиджаком захихикали.
— Хулиганье! — жестко выкрикнул Иван Борисович и, схватив подушку и одеяло, ногой толкнул дверь балкона.
— С кем ты воюешь? — сонно пробормотала Надежда Кузьминична, переваливаясь на другой бок.
— Всю ночь не заснуть! — со слезой в голосе простонал Иван Борисович. — Чертовщина какая-то в голову лезет!
— Не наедайся на ночь.
Иван Борисович хотел было объяснить, напомнить Надежде Кузьминичне, что нынче он как раз и не наедался, а выпил всего-навсего один стакан кефира с булочкой, но ничего говорить не стал. Не захотел. Покрутился, побарахтался немного на кровати, устраиваясь поудобнее возле жаркой спины Надежды Кузьминичны, приткнулся к ней калачиком, обнял крепко и, опережая супругу, коротко, как бы для пробы присвистнул. Пообождал мгновение, затаив дыхание и словно прислушиваясь к чему-то, выдал свист с хрипотцой позаливистее, посочнее. Потом вздохнул глубоко и загудел ровно, спокойно, с низкими некрутыми переливами.
ЗАНУДА
История эта началась с письма, присланного в редакцию на имя главного редактора из деревни Толкани. И длилась она (жалобы, разбирательства, ответы, выводы, контржалобы, опровержения, наказания, коллективные письма в защиту, повторные разбирательства и повторные выводы, и повторные письма и т. д.) на протяжении многих лет. Сказать с уверенностью, что она закончилась, не могу и сейчас. Поскольку история эта даже в моем лапидарном изложении выглядит несколько растянутой, решил я ее разбить для удобства чтения на главки. Сделать из длинного рассказа нечто вроде короткой повести.
Итак, глава первая, которую я назвал просто:
Письмо это пришло в редакцию весной, когда с полей сошел снег и началась первая пахота. Все страницы письма посвящены были одному лицу — колхозному скотнику из деревни Толкани Светлову Петру, нехорошему человеку. Обвинялся Светлов во многих грехах, но главных было два: изготовляет самогон и содержит в личном хозяйстве колхозную лошадь, «из коей извлекает нетрудовые доходы», — выражение это запомнилось мне дословно. Письмо редакция переслала на соответствующий сельсовет с просьбой разобраться и дать газете ответ
Пришел ответ за подписью председателя сельсовета, в котором сообщалось, что факты по письму-жалобе из деревни Толкани проверены и подтвердились частично. Гражданин Светлов Петр действительно изготовляет напиток типа «самогон», но только на праздники и для личных нужд (а не для спаивания деревни, как указывалось в письме). Что касается лошади, находящейся якобы в личном его безотчетном пользовании, то данная лошадь, по кличке Зануда, выделена колхозом для обслуживания Толканской фермы и закреплена за скотником Светловым Петром. Содержит он лошадь на своем дворе по причине отсутствия казенного помещения (конюшни).
Далее сообщалось, что товарищ Светлов активно участвует в общественной жизни деревни Толкани, как-то: вспахивает огороды ветеранам войны и труда, обеспечивает дровами и товарами повседневного спроса, минувшей осенью в период распутицы спас человека (вывез на лошади Зануде больную с острым приступом аппендицита на центральную усадьбу колхоза). В заключении этого подробного и обстоятельного ответа солидно сообщалось, что проверку фактов по жалобе в деревне Толкани проводил участковый уполномоченный милиции старший лейтенант Тимофеев.
Редакция дала соответствующий ответ автору жалобы из деревни Толкани и с чистой совестью посчитала, что дело на этом закончено. Но не тут-то было.