Дымок зажмурился и задрожал.
— Как тебе не стыдно! — заорал я в свою очередь, взрываясь.
Выхватил из рук мальчишки хлыст и переломил черенок пополам.
Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза если не с ненавистью, то со злостью.
— Уходите, — прошептал мальчик с такой внутренней силой и страстью, что я вздрогнул.
— Хорошо, уйду, — согласился я, поднимаясь со стула, — но дам тебе, Коля, на прощание совет: не будь злым. Иначе тебя не только люди — собаки любить не станут.
Щека мальчика дернулась, некрасивое злое лицо перекосилось. Он презрительно скривил рот и… пинком ноги отбросил Дымка в сторону. Щенок ударился головой об пол и жалобно заскулил.
И тут я совершил такое, чего от себя не ожидал. Поднял над головой плетку, которую все еще сжимал в руке, и ударил мальчишку по голым икрам. И не просто ударил, а выжег, что было силы, тонким ременным кнутом…
Сидя в вагоне поезда, я долго не мог еще успокоиться и прийти в себя от дикого своего поступка. Бес попутал! Как мог ударить мальчишку, чужого ребенка?! Что за дурман нашел на меня, что за порыв звериный. Упрекал мальчишку, что бьет щенка, а сам…
Я вспоминал испуганно-ненавидящий взгляд мальчишки, крутил головой от стыда, но исправить что-либо было уже нельзя. «Может, все к лучшему, — успокаивал я себя, — что этот маленький живодер на собственной шкуре испытал прелесть кнута. Возможно, урок этот, непедагогичный конечно, пойдет ему впрок?»
Я ощущал на своих ладонях цыплячье тельце щенка, испуганно сжавшееся от крика мальчишки, и уже не слишком жалел о содеянном. Кому-кому, а Дымку от моего поступка хуже не будет.
Прошло много лет. У меня выросли дети, в моем доме сменилось несколько поколений собак. Никогда больше я пальцем не тронул ни ребенка, ни собаку. И странное дело: в памяти моей стирались и более значительные жизненные события, а эпизод с мальчиком Колей, Дымком и злополучной плеткой оставался в ней ярким пятном.
Недавно служебная командировка вновь забросила меня в тот самый город. Закончив дела, я отправился побродить по городу. Бездумно прошелся по пыльным улочкам старинного русского городка, потолкался на нешумном небогатом базаре, вышел к реке. И сразу узнал этот серый двухэтажный дом, окруженный покосившимися сараями.
Долго не решался войти в дом. От родственников я слышал, что Иван Фомич — дед Коли — умер два года тому назад. Сколько же лет сейчас Коле? Наверное, около двадцати. А Дымок? Дымок, если жив, совсем старый пес…
Я вошел в подъезд, поднялся по крутой лестнице на второй этаж. Не раздумывая, постучал в крайнюю дверь, обитую потрескавшимся дерматином. Никто не ответил. Я вновь постучал. Тишина. Скорее облегченно, чем разочарованно, я повернул назад.
Мы столкнулись с ним в дверях подъезда. Я тотчас узнал его. Он был высок, сутул и необычайно худ. На узком, будто сплюснутом с боков лице по-прежнему выделялся тонкий хрящеватый нос и большие темные глаза навыкате. Он посторонился, пропуская меня, и… взгляды наши встретились. Сделав несколько шагов, я оглянулся. Он стоял в дверях и смотрел на меня, все еще, видимо, не узнавая.
— Здравствуй, Коля! — негромко поздоровался я.
И тут он узнал. Я понял это по его ожившим заблестевшим глазам. Он подошел ко мне, протянул руку:
— Здравствуйте.
Мы стояли, не зная, с чего начать разговор, слегка растерянные.
— Вот… опять в вашем городе в командировке.
— Дедушка умер.
— Я так и не познакомился с ним. Больше нам не о чем было говорить.
— Один живешь или семья есть?
— Один, — впалая щека моего собеседника дернулась, он переложил авоську с продуктами из одной руки в другую. В дом к себе Николай меня не приглашал, и я взглянул на часы:
— Ну, мне пора. Через полчаса поезд отходит.
— До свидания, — проговорил Николай тихо и вновь протянул мне руку.
— Ты, Коля, тогда, помнишь, — пробормотал я, — прости меня, дурака старого.
— Что вы, — темные-глаза юноши засветились печальной улыбкой, — я во всем виноват. Дымка не забыли?
— Дымка?! Как же!
— Убил я его.
— Убил?!
— Когда ушли вы тогда, ударил его вгорячах по головке рукояткой плетки. Совсем легонько ударил, да много ли ему было надо, — щека Николая судорожно задергалась, и он прикрыл ее ладонью. — Все пальцы мне лизал… У меня на руках и умер.
В упор хлестнув меня взглядом, он круто повернулся и скрылся в подъезде дома.
Больше с ним мы не встречались никогда.