— В армии иногда баловался, — я насторожился.
— И больше никогда не играл?
— Не доводилось.
— Тогда у Байрамова один к десяти пойдешь, на меньшее не соглашайся. Если повезет, не зарывайся. Хотя по характеру ты вроде себе на уме.
— Это верно, Максимыч. Когда человек себе на уме, ему и всем вокруг жить легче. А то представь, Максимыч, решил я вдруг выдать тебе, что́ у меня на уме. Ведь для тебя это большим беспокойством обернуться может, — мне захотелось расшевелить своего невозмутимого начальника.
— Ну, выдай, — усмехнулся Максимыч, — поглядим — увидим…
— О внучке твоей, к примеру, скажу, о Ксюше. Ведь у меня на уме такое…
— Какое у тебя на уме? — Максимыч нахмурился.
— Породниться с тобой.
— Что?
— Жениться на ней хочу.
— На ком жениться? — Максимыч обалдело захлопал на меня глазами.
— На внучке твоей, естественно. С Ксюшей я уже объяснился, знай и ты, что у меня на уме. И кулаки на меня не сжимай, я против кулака всегда в готовности. Может, сказать хочешь, что у Ксюши жених имеется? Так жених ведь еще не муж. Я к внучке твоей не силком в женихи набиваюсь. Был один жених, стало два, пускай выбирает. Для тебя, Максимыч, чем я хуже Николая? Что ты против меня имеешь?
Изумление с лица Максимыча сошло, он перестал таращиться на меня, прищурился, спросил:
— Значит, породниться со мной надумал?
— Ага.
— Куда тебе против Николая.
— Чем я хуже? По крайней мере, лысины не имею.
— Плохо Ксению знаешь… Николай стихи пишет, в институте учится.
— В институте?!
— В Литературном, заочно. На четвертый курс уже перешел. У него в Москве скоро книжка со стихами выходит.
— У Николая книжка?
— А ты думал, Ксению он лысиной своей заворожил? Нет, брат, у Кольки голова хоть и голая, зато внутри кое-что имеется. А ты Ксюшке что дать можешь? В лучшем случае получку в целости принесешь. А для души?
— Если твоя Ксения, Максимыч, только получать приучена, тогда конечно… — я вдруг начал злиться.
— Ладно, не заводись, — примирительно проворчал Максимыч, — не мне ваши дела решать. Николай мужик, конечно, башковитый, но… Поглядим — увидим и тебя… Не забыл? Сегодня в двадцать ноль-ноль в столовой.
В удивительную все же бригаду попал я. Где это видано, чтобы деньги в разгар рабочего дня выдавали, чтобы после получки работать?
— Может, шабашим, Максимыч? — предложил я начальнику станции. — В магазин слетаю, с меня сегодня причитается.
— Нет, — отрезал Максимыч, — весь «дикий» пляж до вечера закончить надо, я Байрамову обещал. Под воду чья очередь идти?
Пришлось мне впервые в своей жизни с нетронутой получкой в кармане продолжить трудовой день. Натянул я гидрокомбинезон, Николай принялся «аппендикс» у меня на груди резиновым жгутом закручивать. Примечаю: напарник мой не в себе, глазами в сторону косит, команды водолазные сквозь зубы отдает. Ага, соображаю, значит, дознался Николай про мою симпатию к своей невесте. Интересно, кто ему сказал: Максимыч или Ксюша? Ну, да ладно, это даже к лучшему. В таких вопросах всегда ясность должна быть.
Нацепил Николай на меня груза поясные, акваланг на спину навесил, за штуцер маски моей взялся, и тут наши глаза наконец-то встретились. Я аж вздрогнул внутренне от его взгляда. Не скажу чтобы злобным его взгляд был, ненавидящим или еще с какой страстишкой, скорее наоборот: ледяной, мертвящий, как у змеи. Хотел я с Николаем заговорить, да поздно, во рту загубник. Включился в аппарат, Николай мне команду цедит:
— Пошел!
Захожу я в воду с корзиной в руке, а в голове вопрос вертится, которым уже несколько дней мучаюсь: почему у меня такая уверенность, что Ксюша меня предпочтет, а не Николая? Чем я, в самом деле, Николая лучше? Что такое в себе имею, чего у напарника моего нет? На вопросы эти меня ведь не Максимыч натолкнул, я сам себе их задаю после первой встречи с Ксюшей. С того раза видел ее только мельком, то с Максимычем, то с Николаем. Взглядами издалека перекинемся с ней — дышать не могу, земля под ногами качается. Всеми фибрами своими ощущаю с Ксюшей контакт душевный, она ко мне тоже тянется, глазами прищуренными спрашивает: «Не передумал еще меня в жены брать?» «Эх, Ксюшка, — кричу я мысленно, — ну что ты с этим фантомасом бродишь, чего он тебе на ухо шепчет?! Стихи, наверное. Подумаешь, невидаль, слова рифмовать умеет! Да если прикажешь мне, не хуже его напишу. Пускай не стихи, прозу писать буду, у меня жизненных впечатлений и наблюдений под самую завязку. В институт надо поступить — поступлю! Только не понимаю, на кой тебе этот институт сдался?..»