Если не всего себя, то все свое время Иван Александрович отдавал Заготконторе. Работал без выходных и без домашних обедов. Когда отправлялся на работу утром, два его сына-первоклашки еще спали. Возвращался поздно, и вновь первоклашки спали. Если встречал Иван Александрович случайно сыновей на улице, то узнавал с трудом и не всегда. В редкие часы, которые проводил Иван Александрович в кругу семьи, он сидел в кресле и читал томик Чехова. Это был единственный писатель, которого читал Иван Александрович и дома, и на работе.
Супруга директора Алиса Борисовна была женщина добрая, безответная, принимала мужа таким, каков есть, и на судьбу не роптала. Только просила иногда неуверенно: «Пил бы ты поменьше, Ваня. Ведь сердце совсем никудышное». «Брошу, — отвечал Иван Александрович, не отрываясь от Чехова, — дай срок, брошу обязательно».
В Заготконторе директора побаивались и не понимали. Он хотя и пил, но не «брал». Супруга Ивана Александровича даже картошку и огурцы, даже клюкву, которой была завалена база Заготконторы, покупала в магазине. Единственное, что позволял себе директор, так это вазу любимого своего коньяка «Плиска». Вазу эту из толстого розового стекла подарили ему сослуживцы к тридцатилетию. И наполнили ее коньяком. С тех пор Иван Александрович любил, чтобы ваза его стояла на столе в рабочем кабинете всегда наполненная «Плиской». Кто ее наполнял — директора не интересовало. Если ваза утром оказывалась пустой, добродушный и насмешливый Иван Александрович становился раздражительным, злым, придирчивым. Непрерывно нажимал на кнопку электрического звонка и вызывал к себе товароведов, бухгалтеров, заведующих складами, базой и пушно-меховым ларем. Давал всем накачку и не давал покоя.
В летнюю и осеннюю пору Иван Александрович любил совершать инспекторские поездки по району. Проверять работу своих заготовителей, разбросанных по деревням. Кто-то предупреждал заготовителей по телефону о приезде директора, и они встречали его у околиц деревень хлебом-солью. В дом вносили едва ли не на руках. Проверив, как идет заготовка грибов, ягод, лекарственных трав, веников, метел и прочих дикорастущих, а также заготовку шкур домашних животных, пушнины, макулатуры, костей и прочих заготконторских наименований, Иван Александрович совершал прогулку на лодке по озеру или с ружьем по лесу. И отбывал, пообедав, восвояси. Заготовители заталкивали ему в машину кули, мешки, баулы с дарами, но директор строго приказывал шоферу: «Ничего не брать!» И не брал. Правда, иные заготовители встречали директора просто и без даров. Иван Александрович не только не обижался на них, но даже еще больше уважал.
Заготконторские не могли понять своего директора.
Основное свое рабочее время Иван Александрович проводил в кабинете за столом в жестком кресле. Любой деловой вопрос он мог решить и тогда, когда не мог уже подняться с кресла. Нажимал на кнопку звонка и вызывал главного бухгалтера — тихую и незаметную Анну Никифоровну. Спрашивал: «Как вы считаете, что необходимо сделать?» Анна Никифоровна несмело высказывала свои предложения. Иван Александрович многозначительно думал несколько минут, потом изрекал: «С вами согласен. Действуйте!»
И дела шли. Контора выполняла план, уверенно плыла по тихому райпотребсоюзовскому морю, которое штормило лишь осенью, в сезон, когда хозяйства заваливают заготконторскую базу картофелем, овощами, грибами и ягодами. Мудрый и опытный «капитан» Иван Александрович выводил свой заготконторский корабль даже из бурь штормового сезона.
Как опытный спортсмен не начинает тренировку без разминки, так Антоныч никогда не давал в работе себе попервоначалу большую нагрузку. Разогревался он обычно «проходом» — ящиками, что набиты между дверьми вагона. Сейчас тара была уложена в тройниках, ящик в ящик сверху накрыт третьим. Первый тройник Антоныч взял с кряхтением. Держа его перед собой на согнутых руках — так обычно носят тару новички, бригадир неторопко прошелся к углу эстакады и ловко бросил ящик на самый край бревен.
— Эстакаду экономить, — предупредил Антоныч грузчиков, — в семь рядов кладем.
Сухой тройник весит восемнадцать — двадцать килограммов. Эти же ящики немало повалялись осенью на полях под дождем. Почерневшие, в комьях старой оледенелой грязи, они были сейчас в два раза тяжелее.
Уже после десятой ходки Антоныч почувствовал, как теплом задышала спина, заиграла колючими мурашками, будто в парной с холоду. Он перенес тяжесть тройников на правый бок, ускорил шаг, потом на левый, пошел побыстрее. Так, разминаясь, бригадир не забывал поглядывать за новичком. Пока новичок ничем не выделялся среди грузчиков. Пристроился он за бригадиром, не отставал ни на шаг. И еще приметил Антоныч, что Рыжий в точности копирует его приемы в работе. То на животе тройник несет, то на боку тащит. «Ишь Остап Бендер какой. Это тебе не в шахматы играть», — хмыкнул про себя Антоныч и прибавил скорости. Темп работы все убыстрялся. Проход разобрали, начиналось самое интересное.