Профессор Мейнерт заявил, что неоднократно наблюдал случаи эпилептических припадков и нарушений сознания после травмы, и что было бы интересно проверить, всегда ли такие случаи представляют симптомы, описанные Фрейдом.
Профессор Бамбергер, председатель, признал заслуги Шарко, но не увидел ничего нового в интересной статье Фрейда. Он сомневался в различиях, отмечаемых Шарко между grande и petite hysterie, так как наиболее серьезные случаи истерии не принадлежат к grande hysterie. Что же касается мужской истерии, то она представляет собой хорошо изученный случай, но, на основании его собственных наблюдений, Бамбергер не может согласиться с тождественностью последствий повреждения позвоночника в результате железнодорожного несчастного слу-
-36-
чая с настоящей мужской истерией, вопреки определенным подобиям в клинической картине.
Профессор Лейдесдорф заметил, что часто осматривал пациентов, у которых в результате железнодорожного несчастного случая или подобной травмы развивались органические симптомы, не имевшие ничего общего с истерией. Он не отрицал существования случаев, когда за полученным шоком следовала истерия, но предостерегал против вывода о том, что истерия является последствием травмы, так как на этой стадии невозможно оценить подлинную степень повреждений.
За статьей Фрейда последовала другая, представленная профессором Латценбергером, о наличии желчного пигмента в тканях и жидкостях при тяжелых заболеваниях животных. Профессор Бамбергер резко возразил утверждениям профессора Латценбергера. (Очевидно, холодность была принятым тоном в Обществе, и потому к Латценбергеру отнеслись ничуть не лучше, чем к Фрейду, несмотря на его профессорское звание).
Из легендарных отчетов об этом собрании может показаться, что, хотя о потрясающих открытиях, еще, не достигших Вены, Фрейд узнал в Париже (как, например, о существовании мужской истерии), выступая как посланник Шарко в обращении к венским «браминам», он вызвал к себе позорное презрение, и его сообщение отвергли. В действительности все происходило совсем иначе. Фрейд возвратился из Парижа с идеализированным представлением о Шарко. Многое из того, что он приписывал Шарко, было взглядами предшествующих ученых, и мужская истерия была известным состоянием, а истории этой болезни были опубликованы в Вене задолго до того Бенедиктом103, Розенталем и другими104. Шарко был популярен в Вене; Бенедикт навещал его каждый год. Мейнерт105 пребывал с ним в дружеских отношениях, и Лейдесдорф превосходно отзывался о нем106. Но медицинский мир, говорящий по-немецки, был обеспокоен новым поворотом, который приняли исследования Шарко с 1882 года. Характерно, что «Neurologisches Centralblatt» опубликовала подробный отчет о переводе Фрейдом лекций Шарко, в котором расточалась высочайшая похвала Фрейду как переводчику, но новому учению Шарко досталась острая, хотя и вежливая критика107.
Из рассмотрения деятельности Общества становится очевидным, что никто не отрицал существования классической мужской истерии. Из четырех дискутировавших двое, Розенталь и Бамбергер, выразительно изложили присутствующим, что мужская истерия хорошо известна, а Лей-
-37-
Генри Ф. Элленбергер
десдорф говорил о ней как о современном понятии. Как и следовало ожидать, Мейнерт разделил то же мнение, так как случай классической мужской истерии из его отделений был опубликован ровно за месяц до того и под его покровительством, не потому, что мужская истерия считалась необычным заболеванием, но как результат редкого истерического симптома, который представлял этот случай108. Совершенно ясно, что решающим вопросом дискуссии было утверждение Шарко о тождестве между травматическим неврозом и мужской истерией.
Случилось так, что венские невропатологи не согласились с тремя пунктами в статье Фрейда. Во-первых, Фрейд не посчитался с традицией Общества, согласно которой докладчик приносит на рассмотрение нечто новое и оригинальное. (Именно в этом состояло замечание Бам-бергера: «Все это очень интересно, но я не усматриваю здесь ничего нового».) Возможно, Фрейду оказали бы лучший прием, если бы он, вместо того чтобы ссылаться на одну из историй Шарко, принес бы одну из своих собственных. Во-вторых, Фрейд выступил как посредник, опираясь только на авторитет Шарко, в противоречивости утверждений которого он, казалось, не оценил их сложность и скрытый смысл. В действительности осторожное отношение венских невропатологов к диагнозу истерических расстройств служило на пользу их пациентам. (В этом заключено значение высказывания Лейдесдорфа.) В-третьих, возможно, на этих невропатологов раздражающе подействовало приписывание Шарко открытия, что истерия не является ни злокачественной болезнью, ни результатом расстройств половых органов, - тех двух пунктов, которые в Вене были известны уже длительное время. Таким образом, казалось, что Фрейд обращается к ним, как к невеждам, и говорит с ними, глядя сверху вниз.