Успокоив братика и самого себя, Шурка вспомнил неотложное дело: плести из конского волоса лески для удочек. Дело это требовало страсть какого умения, по крайней мере так казалось Шурке.
Из потайного уголка вытащил он изрядную косицу драгоценного белого волоса, припасенного еще зимой, когда пьяный залесский ямщик уснул у водопоя и орава ребятни, облюбовав смирного коренника тройки, отхватила ножом полхвоста и братски поделила добычу. Хорош был этот волос - длинный, крепкий и до того прозрачный, что вытащи волосинку, протяни ее - и не разглядишь, будто нет ничего в руках. Вот провалиться на этом месте, если Шурка не поймает на белую леску самой что ни на есть хитрой и крупной рыбы, какая водится в Волге!
Терпеливо отсчитывает Шурка волосинки, ровняет их и вяжет голомёна*: в четыре волосинки - на глупых пескарей, в семь волосин - на прожорливых ершей, пугливых ельцов и юрких окунишек, в двенадцать и больше - на редкостных лещей, щук и голавлей, которые еще никогда не клевали у Шурки, но беспременно нынче будут клевать - и он выкинет на берег, как заправский рыболов, золотого леща фунтов на десять или длинную, точно полено, щуку... Ну не Шурка, так отец поймает, когда приедет из Питера. Он оценит Шуркины удочки по достоинству. Может статься, и даже наверное, привезет батя удильных крючков - червячных, на живца, и самых крохотных, которые зовутся мухольными; привезет свинца для грузил и настоящие поплавки. Не какие-нибудь пробки от бутылок, а точеные поплавки, круглые и продолговатые, ярко раскрашенные, как у дьячкова сына. То-то славно будет! На такие удочки с городскими поплавками, говорят, рыба сама нанизывается... А уж лесок Шурка наготовит пропасть - рви, не жалей.
Знаменитый на селе рыбарь дядя Ося Тюкин учил Шурку вить лески на коленке. Выходили у дяди Оси лески первый сорт, ровные и, главное, тянучие, как резина. А каждому мальчишке известно - тянучую леску даже сом пудовый не оборвет. Однако, как ни старался Шурка постичь мастерство дяди Оси, ничего не вышло. Приходится сейчас вить лески по старому ребяческому способу - на крючках.
Шурка выдернул из веника два прута с сучками и живо превратил их в отличные крючки. Натянул на гвоздь одно из приготовленных голомён и стал крутить.
Славная выходит леска. И уж видит Шурка тихую волжскую заводь, ныряющий поплавок и бьющегося в руках полосатого окуня...
Под окном свист.
Шурка бросил удочки и прильнул к стеклу. Так и есть - Яшка Петух скачет на одной ноге по луже. Вместо рубахи на нем, как всегда, старый отцовский жилет с оторванными карманами. Штаны Петуха засучены выше колен. Жилет свисает по голяшки. И выходит смешно, будто Яшка гуляет без штанов. Он шлепает по воде, свистит, трясет копной нечесаных волос и всячески дает понять, что он самый счастливый человек на свете. Курносое широкое лицо его так и сверкает веснушками.
Яшка живет в барской усадьбе рядом с селом, на берегу Волги. Отец его, дядя Родя Петушков, служит там конюхом, а мать - работницей. Шурка очень любит дядю Родю, большого, сильного и веселого человека. Яшка не похож на дядю Родю, но и его можно любить. Яшка Петух - низкорослый черноглазый крепыш-непоседа. Он смел, умеет драться, мастак бродить и свистеть. Среди сельских мальчишек нет ему равного по свисту. Он передразнивает любую птицу. Шурка почти на голову выше Яшки, но трусоват, худой, белобрысый, погулять тоже не прочь, а свистеть не умеет.
Впрочем, это не мешает ему быть закадычным другом Яшки Петуха.
Знаками и криком Шурка зовет приятеля в избу. Не проходит и минуты, как Яшка знает все подробности невеселых Шуркиных дел. Надо же так случиться, что Яшка, как нарочно, свободен целый день! Отец повез управляющего в город, до вечера не вернется, мамка прихворнула, на работу в поле не пошла и сама нянчится с сестренкой. Яшка мечтал провести на свободе этот чудесный денек вместе с Шуркой. И вот все рушится.
- Гулять не пойдешь?
- Мамка не велела.
- И у дома не велела? - нарочито удивляется Петух.
Шурке понятна тайная мыслишка приятеля. Он колеблется.
- Не-ет... у дома... сказала... можно.
- Так айда, Саня, липовые листочки жрать!
- Надо братика кашей накормить, - вспомнил Шурка.
- Манной? Давай, давай! - охотно соглашается Яшка. - Я подсоблю тебе. Где каша?
Они гремят заслоном, пачкаются сажей, шарят в печи.
- Ням-ням... ня-ам! - радостно воркует Ванятка и тянется ручонками к знакомой глиняной кружке.
- Попробовать надо, - решительно говорит Яшка, не сводя глаз с каши. - Может, каша... пересолена. Ты знаешь, Саня, малым ребятам нельзя соленое давать. Помереть могут.
Шурка помнит строгий наказ матери. А пенки на каше такие румяные. И потом, вдруг каша и в самом деле пересолена? Еще греха наживешь, погубишь братика!
По очереди они залезают деревянной ложкой в кружку. На Ванятку стараются не смотреть. Он ползает по полу вокруг стола и скулит.
- Кажется... посолена в аккурат, - по-честному признается Шурка.
- Что-то не распробовал, - отвечает Петух. - Дай еще ложечку.
Пробуют два и три раза. Наконец убеждаются - каша ничего, не опасная, кормить Ванятку можно. Но вот беда - осталось ее в кружке на донышке.
- Только раздразнишь... реветь зачнет... Давай хлебом его накормим? предлагает Яшка, слизывая языком с губ вкусные манные крупинки. - Малые ребята, Саня, стра-асть хлеб любят!
Так они и делают. Остатки каши братски делят - по две с половиной ложки достается да горелых поскребышей немного. Ванятка получает хлебный мякиш, плачет и давится. Няньки утешают его, как могут: Яшка проходится колесом по избе, свистит, подражая скворцу; Шурка лепит из мякиша лошадок и куколок.
Ваня, миленький, не плачь,
Я куплю тебе калач...
Ваня, миленький, не вой,
Я куплю тебе другой...
проникновенно поет Шурка, сидя на корточках перед братиком.
- Скоро мама придет, Ване гостинчик принесет... Глянь, какая лошадка получилась - с хвостом!
Ванятка отъедает лошадке голову и перестает плакать.
- Хороша-а! - восхищенно шепчет Яшка, заглядывая в глиняную кружку и ногтем отковыривая невесть как оставшуюся манную засушинку. - Знаешь, я бы чугун каши манной съел, ей-богу!
- Брюхо лопнет.
- Не лопнет. Давай поспорим!
- Хва-ат! Откуда я тебе чугун каши возьму?
- То-то же!.. Ну, пошли гулять.
Глава III
ВЕСЕННЯЯ УЛИЦА
Няньки бережно выносят и сажают Ванятку на крыльцо. Чтобы Ванятка не вздумал ползать и, грехом, не пересчитал крутые ступеньки, его старательно обкладывают со всех сторон дерюгами, рваньем, поленьями, старыми ведрами, попавшимися под руку. Целая гора отрезает путь к ступенькам. Ванятка сидит на крыльце, точно в крепости.
Искусные Шуркины руки делают из хлебного мякиша лошадок, коровок, куколок и соблазнительно раскладывают все это перед братиком. Затем следуют очень важные переговоры. Надо быть дураком набитым, чтобы не играть такими славными игрушками. Ваня - умный парнишка, верно? И он не станет плакать, когда они полезут на липу, вот на ту, двойняшку, эге? И на ступеньки он глядеть не будет. Что в них, в ступеньках? Они - бука, бяка и бо-бо.
- Бу-ка... бо-о... бя-ка... - охотно соглашается Ванятка.
Он смеется, показывая во рту два белых зуба, как два кусочка сахару.
У Ванятки свой мир, свои развлечения. Вот он приметил зеленую навозную муху. Пузатая, мохноногая, сидит она на дерюжке, блестя, как живая бусина, и чешет задними лапками дымчатые крылышки. Высунув от восхищения язык, Ванятка ловит растопыренными ручонками муху. Няньки подсобляют ему. Общими стараниями муха поймана, ребята обрывают ей крылья, сажают верхом на хлебного коня и сбегают с крыльца.
Наше тебе почтение, широкая весенняя улица, с грязью и зеленью, с голубой небесной крышей, с заманчивыми переулками, навесами, косыми заборами, колодцем, бревнами! Прими, весенняя улица, в свою компанию соскучившихся по простору двух друзей.
Низкий поклон вам, глубокие лужи, высокие липы, мягкие травы. Прочь с дороги, куры, петухи и кошки! Летят, свистят, орут два друга, сметая все на безудержном пути.