Летом 1926 г., как только стаял снег и сбежали вешние воды, я отправился в маршрут вдоль северо-восточного края Норильского плато до того места, где мы в прошлом году с Павловским и Рожковым в бинокль видели охристые осыпи. На всем протяжении в склонах гор обнажаются в сложных взаимоотношениях пластообразные и более крупные тела диабазов, расчленяя осадочную угленосную толщу па отдельные горизонты.
Охристые осыпи в действительности оказались продуктом разрушения диабаза, содержащего гнезда и вкрапления сульфидов такого же состава, что и на горе Рудной. Есть довольно крупные гнезда, желваки которых размером до полуметра и более попадаются в осыпях подножия. Отобрав образцы и пробы для анализа, вернулся домой. Там рассказал о находке Павлу Сергеевичу, показал отобранные при осмотре образцы, более свежие отправили в Дудинскую лабораторию для анализа. Вскоре пришел ответ, что содержание металлов в рудах этого нового месторождения примерно такое же, как и на горе Рудной. Я решил взять палатку, продовольствие недели на две и отправиться изучать месторождение на месте. Ходить туда и обратно пешком из дома довольно тяжело, да и времени на это уйдет немало. Со мной в качестве коллектора пойдет студент Московской горной академии М. Новиков. Вместе со своим товарищем, тоже студентом, Кургиным они ведут описание и опробование керна буровых скважин. Нагрузив трех лошадей вьюками, отправились к месту работ в конце июня, когда Лиственницы еще только что стали распускаться и комаров было мало. Выгрузились около самого обнажения у осыпей охряков, выбрали хорошее сухое место у ручья, разбили палатку, растянули над ней тент от дождя, словом, устроились на долгое житье. Новиков оказался живым, расторопным парнем, вполне подходящим для полевой работы. На геологической съемке он в первый раз, и его многому придется учить. Топографической карты для этого участка, конечно, нет. Придется делать ее визуально одновременно с геологической съемкой. Мы так и разделились: Новиков поведет глазомерную топографическую съемку в масштабе 10 м в 1 см, измеряя расстояние шагами, а где надо, то и мерной лентой, высоты же - барометром. Я буду осматривать выходы пород, их описывать, брать образцы и эти точки наносить на планшет, который поведет Новиков.
Строение участка оказалось сложным. Толща осадочных угленосных пород с внедрившимися пластовыми залежами диабаза оказалась разбитой почти вертикальным разломом, по которому края сместились так, что на одной стороне разлома выходят одни породы, а на другой - другие. Величина смещения достигает многих десятков метров. По этому разлому позднее и внедрилась рудоносная диабазовая магма, образовав близкое к вертикальному секущее изверженное тело мощностью более 100 м. Оно содержит вкрапления и гнезда сульфидов пирротин- халькопиритового состава. Некоторые гнезда достигают метра и более мощности. Местами крутое положение секущего тела сменяется более пологим, образуя как бы ветви в виде пластообразных внедрений в боковые породы. В таких пологих ветвях могут существовать благоприятные условия для концентрации и отсадки сульфидного расплава. Такие ветви надо будет в последующем вскрывать шурфами и буровыми скважинами. Это новое второе медно-никелевое месторождение в Норильске я назвал Норилъск II.
В августе для экспертизы Норильск посетил начальник геологоразведочного отдела Геолкома А. К. Гидовиус. Приехав в Дудинку на пароходе, он не стал дожидаться оленей, которые были далеко на Агапе, а пришел в Норильск пешком в сопровождении проводника- долганина. Это был геолог с большим научным и практическим стажем, осматривавший в прежнее время с целью экспертизы многие вновь открываемые рудные месторождения Урала, Сибири и Средней Азии. Его авторитету доверяли самые крупные компании, и не было случая, чтобы А. К. Гидовиус ошибался. После отдыха мы взяли геологические молотки и пошли вдвоем осматривать рудный Норильск. Ходок он был отменный, хотя уже тогда ему было более 50 лет. За день мы обошли площадь от гор Рудной и Барьерной до Гудчихи. Я все ему показывал, сообщал свои геологические предположения. Он только внимательно слушал, иногда кое-что переспрашивал. Потом, уже поздно вечером после обхода по возвращении, присев на камни, чтобы отдохнуть, я спросил Гидовиуса: «А что,
А. К. Гидовиус, стоящее ли дело Норильск?» Он ответил: «Да, стоящее», укрепив мое убеждение в больших промышленных перспективах Норильска. На другой день он осмотрел угольное месторождение горы Шмидта, угольные и рудные штольни, буровые установки и керновый материал. Глубина пробуренных скважин, не превышавшая 50- 70 м, его совершенно не удовлетворила. Он полагал, что в дальнейшем сетью скважин должна быть покрыта вся гора Рудная на юг до самых верховьев ручьев Угольного и Медвежьего, но это уже дело не Геолкома, а специальной организации. Отдохнув, Гидовиус уехал обратно в Дудинку на оленях, вызванных нами из Часовни. Позволить ему снова идти пешком по размокшей осенней тундре было бы недопустимо.