— У меня достаточно доказательств тому, как велико ваше богатство.
— И вам, естественно, любопытно, каким образом оно мне досталось. Могу сказать одно: деньги мои не запятнаны бесчестьем. Я никого не обманул, никого не ограбил, никого не угнетал, никого не заставлял на себя трудиться, чтобы добыть их. По глазам вашего отца я вижу, что он относится ко мне подозрительно. Ну что ж, может быть, его и нельзя винить. Как знать, может, и мне приходили бы в голову недобрые мысли, будь я на его месте. Но поэтому-то, Роберт, я откроюсь вам, а не ему, вы по крайней мере поверили мне, и вы имеете право, прежде чем я стану членом вашей семьи, узнать все, что я могу вам сообщить. Лаура также доверилась мне, и я хорошо знаю, что она будет верить мне и дальше, не требуя объяснений.
— Я не хочу вырывать у вас вашей тайны, мистер Хоу, — запротестовал Роберт, — но не стану отрицать, я буду очень горд, если вы окажете мне доверие.
— Да, я раскрою вам секрет, но не весь: пока я жив, никто не узнает его до конца. Но я оставлю указания, чтобы после моей смерти вы продолжали то, что не успею завершить я сам. Я сообщу вам, где будут храниться эти указания. А пока вам придется довольствоваться тем, что я вам сейчас расскажу, не вдаваясь в подробности.
Роберт уселся поудобнее и приготовился внимательно слушать, а Рафлз Хоу слегка нагнулся вперед, и серьезное и напряженное выражение его лица ясно показывало, как важен для него этот разговор.
— Вам известно, — начал он, — что я отдал много времени и сил изучению химии?
— Да, вы говорили мне.
— Я начал занятия под руководством знаменитого английского химика, продолжал их под руководством лучшего химика Франции и закончил их в самой знаменитой химической лаборатории Германии. Я был небогат, но отец оставил мне небольшие деньги, на которые я мог жить, не зная нужды. Тратил я экономно и сумел собрать сумму, позволившую мне завершить курс обучения. Я вернулся в Англию и оборудовал собственную лабораторию в спокойном провинциальном местечке, где мог работать без помех. Там я сделал несколько исследований, и они завели меня в ту область науки, в которую не проникал ни один из трех обучавших меня химиков.
Вы говорили, Роберт, что несколько знакомы с химией, — тем легче вам будет меня понять. Химия в значительной мере наука эмпирическая, и случайный эксперимент подчас дает более важные результаты, чем может дать глубочайшее изучение данного вопроса или самые тонкие умозаключения. Крупнейшие открытия в химии — начиная с производства стекла и кончая производством рафинированного сахара — обязаны счастливой случайности, которая с таким же успехом могла выпасть на долю простого любителя, как и на долю величайшего ученого.
Вот такой случайности и я обязан своим великим открытием, может быть, величайшим в мире. Хотя, надо отдать себе должное, тут я многим обязан и собственным своим рассуждениям.
Я часто раздумывал над тем, какое действие оказывают на различные материалы мощные электрические токи, пропускаемые через них продолжительное время. Я имею в виду не те слабые токи, которые идут по телеграфному проводу, я говорю о токах высокого напряжения. Я проделал соответствующие опыты и установил, что, проходя через жидкости и различные соединения, они разлагают элементы. Вы, конечно, помните известный опыт с электролизом воды. Но я обнаружил, что в отношении простых твердых веществ эффект получается иной и весьма своеобразный. Металл, например, медленно уменьшается в весе, почти не меняясь качественно. Достаточно ли понятно я объясняю?
— Я отлично все понимаю, — сказал Роберт, слушавший с живейшим интересом.
— Я брал для опыта различные металлы и получал всегда один и тот же результат: каждый раз пропускаемый в течение часа ток приводил к заметной потере веса. Теория моя на этой стадии работы сводилась к следующему: электрический ток вызывает распад молекул, некоторое количество их отходит от основной массы, как от комка земли, в виде мельчайшей, неосязаемой пыли, и кусок металла, естественно, становится легче. Я уже полностью принял для себя эту теорию, как вдруг однажды необычайный случай заставил меня в корне изменить свои взгляды.
Как-то вечером в субботу я поместил кусок висмута в зажимы и провел к его концам электрические провода, чтобы проверить действие тока на этот металл. Я проводил опыты над всеми металлами, подвергая каждый действию тока от одного до двух часов кряду. Едва я установил зажимы и пустил ток, как вдруг пришла телеграмма из Лондона, извещавшая меня, что Джон Стилингфлит, старый химик, с которым я был в дружеских отношениях, опасно болен и хочет повидаться со мной. Последний поезд в Лондон отходил через двадцать минут, а я жил в доброй миле от станции. Сунув в саквояж кое-какие необходимые вещи, я запер лабораторию и со всех ног бросился на станцию, чтобы поспеть на поезд.