Не оставались в долгу и конкистадоры. Находясь поистине на краю света, за тысячи лиг от Испании, они не слишком связывали себя параграфами королевских указов и капитуляций, и если с чем и сообразовывали свои поступки, так только лишь с собственными интересами и выгодой. Своего апогея эта явная и в то же время скрытая борьба между короной и конкистадорами — двумя главными силами в конкисте, борьба между двумя разбойниками за обладание добычей, достигла в 40-е годы XVI столетия.
В те годы испанская колониальная политика переживала глубокий кризис. Во всех этих опустошенных донельзя заморских Малых и Новых Испаниях (о. Эспаньола и Мексика), Новых и Золотых Кастилиях (Перу, Колумбия, Венесуэла), Новых Галисиях и Гранадах (Зап. Мексика и Колумбия) не сеяли и не жали, и они не только не давали прибылей, но и не в состоянии были прокормить испанских поселенцев, которые по иронии судьбы умирали с голоду среди награбленных сокровищ. Бессмысленное истребление, непосильный рабский труд, ужасные эпидемические заболевания, завезенные из Европы, способствовали катастрофическому вымиранию туземного населения. Перуанские индейцы еще продолжали борьбу; на Антильских островах, в Мексике, Чили — повсюду индейские восстания следовали одно за другим. Конкистадоры в Перу резали друг друга из-за добычи; междоусобицы и смута — удел обманутых в надеждах, озлобленных искателей легкой наживы — захлестнули Индию. Не одному Лас Касасу — неукротимому противнику рабства, но и Совету по делам Индий стало ясно, что без перемен не обойтись. И корона, ханжески маскируя свои намерения «заботой» об индейцах, решила разделаться с конкистадорской вольницей: «…император, проведавши о беспорядках в Перу да о дурном обращении, коему подвергали индейцев, пожелал навести порядок в сем деле как король справедливый и ревностный в отношении служения богу и блага людей…» (Гомара). Для выработки нового колониального законодательства была учреждена комиссия во главе с кардиналом Гарсия де Лоайса, в которую входили как раз те, кто впоследствии составил и подписал капитуляцию Орельяны. По словам того же Гомары, члены комиссии «составили, хотя и не со всеобщего одобрения, свод из сорока [двух] законов, кои нарекли установлениями (ordenanzas), и император оные утвердил своею подписью в 20-й день ноября, года 1542-го в Барселоне» (т. е. накануне прибытия Орельяны в Санто-Доминго по пути в Испанию).
Смысл этих Новых законов (Leyas Nuevas) состоял в том, чтобы, изъяв по мере возможности индейцев из-под власти конкистадоров, убить тем самым двух зайцев: во-первых, приостановить в колониях процесс обезлюдения, грозивший лишить прииски, копи и проч. рабочей силы, и, во-вторых, подорвав могущество конкистадоров, чувствовавших себя в своих владениях независимыми царьками, упрочить на местах королевскую власть. Однако, снижая подати, взимаемые с индейцев, вводя кары за их убийство, ограничивая частное рабовладение, упраздняя на будущее репартимьенто (пожалования в земле и индейцах), предусматривая возврат прежних пожалований после смерти владельцев и отбирая их у писарристов, Новые законы, разумеется, не посягали на самую фактически рабовладельческую систему, остававшуюся еще долгое время незыблемой, — дело по существу шло о пересмотре невыгодного для короны положения вещей. Объявление же индейцев «свободными подданными его величества» позволяло обложить их налогами и увеличить доходы казны, точно так же, как провозглашение индейцев «свободными людьми» (это было предпринято церковью в начале XVI в. и подтверждено папой Пием III в 1538 г.) позволило приобщить их к «истинной вере христовой» и взимать с них десятину и прочие церковные сборы. Такова причина лицемерной «заботы» испанской короны о «благе» индейцев, характерной и для публикуемой капитуляции, которая отдает тех же индейцев на попечение и произвол алчных и жестоких завоевателей, провозглашает непререкаемой истиной обязанность индейцев служить испанскому королю и платить ему подати, содержит многочисленные юридические, «законные» лазейки для обхода декларированных принципов.
В свете сказанного понятно, сколь несвоевременными оказались некоторые просьбы, с которыми обратился к королю Орельяна в своем прошении (1553 г., дата не помечена), в частности такая: «И поскольку число стран сих велико и принадлежат оные разным племенам и могут быть исследованы, заселены да обращены в нашу католическую веру только при условии тесного общения с испанцами и с духовными особами да монахами, пускай предоставят мне свободу разделить сию страну на репартимьенто [т. е. на поместья], ибо только так смогу я оную исследовать да заселить, а именно — разделив ее меж теми, кто пойдет со мной; и никоим другим способом невозможно установить, какую дань [тамошние индейцы] выплачивать обязаны».
Соображениями выгоды, а отнюдь не миролюбием, а также бесчисленными прецедентами подсказаны даваемые в капитуляции советы «остерегаться разрыва и ссор с индейцами», «ни под каким предлогом и ни в каком виде не следует вести с индейцами войны», запрещения «под страхом смертной казни и лишения всего состояния отбирать у индейцев мужних жен, дочерей и каких-либо других женщин», «учинять что-либо во вред какому-нибудь другому конкистадору, забредшему не в свое губернаторство, равно как и «вторгаться да вступать в какую бы то ни было область нз тех, что он [т. е. другой конкистадор] открыл или заселил», и т. д. и т. п.
Не менее своеобразен и вместе с тем типичен для своего времени этот документ и с географической точки зрения. В нем ничего или почти ничего не говорится о местонахождении Новой Андалузии и реки, по которой плыл Орельяна. И только случайное упоминание о реке Ла-Плате — единствен пая на весь документ географическая точка опоры — позволяет строить на этот счет кое-какие предположения (см. на стр. 170 два абзаца, начиная со слов «Во-первых, я даю вам — капитану Франсиско де Орельяне…»).
Было бы, однако, неверно объяснять это географической неосведомленностью, хотя Совету по делам Индий и было известно о реке Орельяны, конечно, не больше, чем самому Орельяне, а последний не стремился к ясности. Вспомним, что в своем отчете, по словам Эрреры, «Орельяна утверждал, что то была не река Мараньон», а в своем прошении вообще ничего определенного на этот счет не говорил. По-видимому, он полагал, что упоминание о Мараньоне повредит ему в его хлопотах: ведь формально Мараньон был открыт не им, да к тому же еще в 1531 г. пожалован Диего де Ордасу. Совет по делам Индий, который в своем заключении все же предполагает, что речь идет о Мараньоне, намеренно умалчивает о нем, а также о местонахождении Новой Андалузии. Дело в том, что в соответствии с испано-португальским разделом мира (см. комментарий 4) восточный выступ Южной Америки, т. е, побережье Бразилии, и, следовательно, устье Мараньона (т. е. Амазонки) принадлежали Португалии, и одно лишь упоминание о Мараньоне могло привести к испано-португальскому конфликту, который был особенно нежелателен, поскольку в 1542–1544 гг. Карл I вел войну с Франциском I французским.
В сокращенном виде «Капитуляция об исследовании, завоевании и заселении Новой Андалузии» была опубликована в собрании Муньоса (1867 г., том 7) и полностью была напечатана впервые в Coleccion de documentos ineditos relatives al descubrimiento, conquista у organizacidn de las antiguas posesiones espanolas de America у Oceania (tomo 23, Madrid, 1875). Подлинник этого документа хранится в испанском Архиве Индий. Публикуемый перевод выполнен по тексту упомянутой публикации X. Эрнандеса Мильяреса (1955 г.)) (До этого в 1508 г. «Новой Андалузией» было названо также северное побережье теперешней Колумбии, патент на завоевание которого получил открывший эту территорию испанец Алонсо Охеда) (См. комментарий 4) (Новые законы вызвали со стороны конкистадоров бурю протеста, дело дошло до кровавых беспорядков, а в Перу — до открытого антиправительственного мятежа во главе с Гонсало Писарро, и корона вскоре была вынуждена отказаться от проведения их в жизнь) (Опасения такого рода содержатся в «Заключении Индийского Совета по поводу прошения капитана Франсиско де Орельяны»)