Мисс Эрл ввела ее в белый дом с колоннами, резиденцию Лондонского спиритическое общества. На втором этаже, рядом с обширнейшей библиотекой, которую составляли книги по парапсихологии, помещался небольшой, красиво меблированный салон с пылающим в камине огнем и ярко освещенный льющимся сквозь окна солнечным светом. Этот ясный солнечный свет обрадовал и успокоил Эмили, тем более, что она хотела вести точную стенограмму сеанса, и свет ей очень бы пригодился.
Она еще больше удивилась, увидев Эйлин Гаррет. Вместо безумной цыганки-колдуньи с рукой, протянутой за платой, она увидела красивую, элегантно одетую светскую даму, одухотворенное лицо которой, красивые зелено-голубые глаза, красиво очерченный рот и заразительный смех свидетельствовали, что это мягкий, душевный, располагающий к себе человек. И, наконец, наибольшее удивление вызвало то, что мисс Эрл, представляя ее, не назвала фамилию и представила просто как свою приятельницу, которая решила составить ей компанию. Несмотря на все предосторожности мисс Эрл, на сеансе тут же было раскрыто инкогнито миссис Хинчлиф.
Эмили была предупреждена обеими дамами: когда Эйлин Гаррет погрузится в транс, ее «проводник» или «контролер», существующий, вероятно, на Той Стороне, на некоторое время войдет в тело спящего медиума и будет пользоваться ее голосовым аппаратом. Однако все же Эмили была потрясена, когда мисс Гаррет, потянувшись, зевнула, легко вздохнула и погрузилась в бессознательное состояние, а «проводник», представившийся как Ювени, заговорил через нее глубоким мужским голосом.
Больше всего Эмили поразило, что тот, кто называл себя ее мужем, передал 25 удивительно точных фактов, причем некоторые из них были настолько личного, интимного свойства, что только Уолтер и мог об этом знать. Вот основная суть диалога, услышанного Эмили и записанного ею, с комментариями, которые она сделала позднее:
Ювени: Вы — новенькая, и не приходили до того. Возле Вас находятся двое. Первая — это женщина 62 — 65 лет, маленькая, называет себя Элиза, Элизабет.
Эмили: Речь идет о моей бабушке, умершей в 1901 году.
Ювени: Сейчас подошел кто-то очень для Вас дорогой, очень молодой мужчина. Внезапно отошел. Он был полон жизни. Умер от внезапной закупорки сердца и легких, но в тот момент он был уже без сознания.
Эмили: Он утонул.
Ювени: Показывает мне портрет, произносит имя Джоан, маленькая Джоан.
Эмили: Мой муж всегда называл старшую дочь «маленькая Джоан».
Ювени: Он был полон сил, любил скорость. Быть может, самолет или автомобиль. Умер, когда летел самолетом. Ему было 33 года.
Эмили: Все четыре ответа достоверны.
Ювени: У него больные глаза, сейчас у него один глаз, он смеется. Что произошло с другим глазом?
Эмили: Он носил повязку, это последствие ранения.
Ювени: Он, должно быть, Ваш муж, все время показывает на обручальное кольцо на пальце.
Эмали: Правда.
Ювени: Говорит о маленьком ребенке, ребенок не один. Снова говорит о маленькой девочке по имени Джоан. У него была с собой фотография Джоан, когда он погиб.
Эмили: Снова правда.
Ювени: Он спрашивает, есть ли у Вас часы с его именем, которые он Вам дал?
Эмили: Часы, которые дал мне мой муж за три месяца до гибели.
Ювени: Он говорит: не беспокойся о его часах, они были у него, те с надписью, полученные в подарок.
Эмили: Я недоумевала, где могут быть эти часы моего мужа, так как за два дня до его отлета я заметила, что лопнул ремешок, и мне было интересно, не поэтому ли он их забрал. Я не разговаривала об этом ни с кем.
Ювени: У Вас есть браслет, подаренный им.
Эмили: Я ношу его. Это был свадебный подарок.
Ювени: Ваш муж произнес имена и фамилии нескольких людей, которых он встретил. Там были, в числе прочих, Герман и Вильгельм. Он видел здесь их обоих.
Эмили: Подтверждаю: оба были его друзьями и коллегами-пилотами. Герман погиб в Голландии в 1925 году, Вильгельм в авиакатастрофе в 1926 году.
Далее шло краткое описание последнего полета Хинчлифа. Эмили тщательно зафиксировала его. Ее взволновал тот факт, что «хотя голос принадлежал Ювени, слова были моего мужа».
Ювени (через него обращается непосредственно сам Хинчлиф): Я стартовал рано утром и провел в самолете один день и одну ночь. В два часа пополудни в послединий раз видел сушу.
Эмили: Правда.
Хинчлиф: Затем восемь часов полета, сильные воздушные течения, плохая видимость, спокойное море, туман, а позже, через 400 километров, начался шторм, буря.
Эмили: Снова правда. Это было подтверждено правительственной метеорологической службой, прогноз на этот день совпадает.
Хинчлиф: Я летел на северо — запад, тогда как мне нужно было держать курс строго на север.
Эмили: Он выработал план, согласно которому должен был постоянно держать курс на север.
Хинчлиф: У меня была надежда добраться до Лабрадора, я планировал это в случае каких-либо неприятностей. Однако, чем дальше я летел на север, тем больше убеждался, что мне это не удастся. Я летел на северо-запад со скоростью 130-140 км/час с 14 до 22 часов, то есть практически преодолел 1100 км. Около 22 часов я изменил курс на еще более северный и следующие два часа летел в этом же направлении, преодолев еще около 300 км. В полночь погода ухудшилась, начался дождь со снегом. Ветром сломало одну подпорку и треснула другая; я понял, что долететь до Америки не удастся, и тогда подумал об островах, находящихся вне досягаемости ветра (с заветренной стороны).
Эмили: «Заветренные острова» — это значит Азоры. Это выяснилось во время контактов мисс Эрл.
Хинчлиф: Тогда я сознательно сменил курс на юг, чтобы добраться до островов. Может быть, тебе трудно в это поверить, ведь я всегда повторял, что в случае каких-либо проблем буду держать курс на север, но я действительно сменил курс на юг. От полуночи до трех часов утра я летел только на юг. Я не был уверен в точности курса, ведь компас вышел из строя, но я старался придерживаться южного направления. Я взял курс на юг, чтобы вывести самолет из бури. Свеча зажигания в двигателе стала барахлить, а брезент начал лопаться по швам. Аэроплан выходил из строя в условиях сильной непогоды, а я совершенно обессилел. Меня сбило с курса, и порой я не знал, где нахожусь. К часу ночи я потерял надежду. Я не чувствовал страха, но было мучительно сознавать, что каждое мгновение может оказаться последним! Я детально помнил проложенный ранее курс, но пришлось его изменить. Я полетел на юг, чтобы выбраться из бури, надеясь добраться до островов.
После трех часов утра машина опустилась на воду, и в нее набралась вода. Азоры уже были в пределах видимости, и я различал какие-то скалы, но течение не позволяло добраться до них. Я утонул через двадцать минут после того, как оставил обломки самолета. Я потерял сознание, и быстро пришла смерть.
Эмили: Позже мне указали место, где самолет моего мужа врезался в воду; были уточнены его географическая долгота и широта относительно Азорских островов.
Хинчилиф: Матушка пережила шок, когда я упал на дерево.
Эмили: Это правда. Когда мужа сбили во Франции, его самолет упал на дерево.
Хинчилиф: Ты беспокоилась о страховке. Ждала, ждала, ждала. Но вскоре ты получишь хорошую новость.
Эмили: Замечание, что меня тревожили финансовые вопросы, было совершенно верным!
Ювени: Ваш муж говорит, что Вы знали, что он хочет сделать. Близился конец его карьеры, через некоторое время он был бы уже не способен летать, подводило зрение, и он хотел оставить это занятие, хотя в этом была вся его жизнь. Он часто говорил с Вами об этой своей последней задумке, и пошел на риск, чтобы улучшить свое финансовое положение.
Эмили: Снова верно.
Ювени: Я не могу назвать его по имени, но тут повсюду его подписи, я сейчас передам по буквам: ФИЛЧНИХ — вижу это в зеркале.