— Сидеть и ничем не интересоваться, мальчики, — это плохо. Надо быть романтиками: дерзкими, смелыми, решительными!..
Когда друзья уходили от Валентины Сергеевны, Петька аж дрожал от желания возликовать: Валентина Сергеевна буквально отправляла их в странствие. Но пока шли по улице и пока не скрылись за углом окна Валентины Сергеевны, пришлось держать себя солидно. Потом Петька сошел на обочину и сделал стойку на руках. Простоял несколько секунд — если считать эти секунды с момента, когда он оттолкнулся от земли, и до момента, когда он, описав полукруг, снова коснулся ее. Вернее, брякнулся на нее всей спиной. Никита был тоже доволен. Но особых восторгов не высказывал.
Впереди предстояли еще две беседы.
Проще было с Петькиной матерью.
— Мамань, — решительно сказал Петька, — были мы у Валентины Сергеевны… Так вот — надо для школы в поход сходить.
— Ну, чего ж, — сказала Петькина мать. — Валентина Сергеевна говорила мне. Это когда же вы собираетесь?
— Сегодня, ма. Ты же знаешь, — как можно небрежней разъяснил Петька. — Надо до рассвета, пока не жарко. А то ж потом — и комарье, и устанешь.
Петькина мать слишком уважала учителей, чтобы сомневаться в чем-нибудь. Всполошилась только:
— Когда ж я изготовлю-то все? Батюшки! Хоть деньком бы позже.
Подталкивая Никиту к выходу, Петька ловко закруглил разговор:
— А чего, мам, надо мне? Хлеба булку да соли… Мы ж с удочками!
— И долго он будет — поход-то этот?
— Дня три, мам!.. Туда-сюда…
Немножко труднее было дипломатничать с бабкой Аленой. Пришлось выдумать ей ориентировочное место, до которого предстоит поход, пришлось как-то разъяснить внезапность похода. Тут главное было — уйти от прямого вопроса: идет с ними Валентина Сергеевна или не идет. Поэтому, когда бабка Алена спросила: «Мишка тоже собирается?» — Петька пустился в длинные, путаные разъяснения насчет Мишки: он же такой — неделю назад его взял Федор дядьки косого Андрея за жердями в тайгу, так он поехал, а дорогой сбежал — куликов ловить на озере. Федор туда-сюда, а Мишки нет… Пока искал, и жердей не нарубил… Мишка, он только сначала все соглашается, а потом его… Или другой случай: с тем же председателем, когда Мишка силосовать взялся… Дали ему Орлика… Сиди себе в яме, топчи, как положено, а он — Мишка…
— Ай поцапались? — уточнила бабка Алена.
— Ну да! — обрадовался Петька. И хотел было продолжить рассказ о Мишкиной расхлябанности. Бабка Алена остановила его:
— Ладно, помолчи, ботало… Если что у меня — глядите тогда… Сыму сыромятину. Не догляжу, что ученые, так отпишу…
Но в общем-то бабка Алена загрустила. Трое суток: ни поговорить не с кем, ни одернуть некого… Да и Никита — кто его приструнит там? Учителя, они ясно — добрые, да только ж все на слово… А слово — его как не повернешь?..
Дипломатия настолько утомила друзей, что, сбежав на минуту от бабки Алены, они вздохнули свободно, только развалившись в бурьяне за огородом.
— Все, — сказал Петька. — Теперь бы ничего не забыть ночью. А? — И даже затянул: — «По морям, по волнам…»
Никита молчал. И лишь когда подошла минута расстаться ненадолго, изрек:
— С одной стороны, конечно, мы никого не обманули.
В тонкости другой стороны Никита вдаваться не стал.
Мишка шпионит
Решили проверить подходы к лодке, чтобы не заплутаться ночью, и столкнулись на берегу с Мишкой.
Мишка шарил по камышам.
Он так пристально вглядывался в каждую пролысину в камышах, что заметил друзей, когда те подошли уже вплотную к нему.
Петька хотел шлепнуть его между лопаток, Мишка оглянулся.
— Здравия желаю…
— Чего шаришь? — спросил Петька.
— Да так… — словчил Мишка. — Тут где-то крякуха лазит. Может, подраненная?
— Ну, давай… — разрешил Петька.
— А кто вам писал? — насторожился Мишка.
— Всякие, — объяснил Петька. И заключил неопределенным обобщением: — Умные люди — пишут.
Мишка обобщения не понял.
— Тихарите?
— Кому ружье, кому письма, — вступился Никита. — История нас рассудит.
— Ладно… — оскорбился Мишка. — А лодку вы куда дели? — По хитрому выражению глаз его было ясно, что он догадывался о чем-то.
— Ха, — сказал Петька. — Лодку Федор взял карасей ловить на старице.
— Что у Федора, своей нет?
— Проволоки-ка его четверку на старицу! — удивился Петька. — Проволокешь?
Мишка не поверил, но возразить ему было нечего.
В это время из камышей вынырнул запыхавшийся Владька и выпалил, не разглядев чужих:
— Может, на том берегу спрятали?
Мишка сразу поскучнел.
— Вдвоем шарите? — съязвил Петька. Затем приободрил Мишку, как недавно Мишка приободрял их: — Ну-ну…
И, уверенные в себе, друзья зашагали прочь от незадачливых шпионов.
Капуста
Пользуясь материной благосклонностью, Петька выпросил у нее деньги на компас и слетал еще раз в Курдюковку. В сельпо. С фосфорной стрелкой, с ремешком и блестящим, как зеркало, корпусом компас этот был давнишней мечтой Петьки. Мать сто лет бы не разорилась на него. Но когда в дело вмешиваются учителя, тут она слова против не скажет. Посоветуй ей Валентина Сергеевна: мол, Петьке для учебы паровоз надо, Петькина мать продаст дом, корову, поросенка, одежду, и хоть за двести километров паровозы от Белой Глины — она пешком дойдет до станции и притащит Петьке паровоз.
Новенький, с маленькое блюдце величиной компас блестел на Петькиной руке, и настроение у Петьки было самым безоблачным, когда, уже на обратном пути через Белую Глину, пришлось это настроение немножко утратить.
На хутор через деревню шла желтоволосая Светка в платье с горошинами и с кочаном капусты в руке, а следом за ней человек шесть разных недотеп, вроде Семки Нефедова: Семка, Лешка — его покровитель, тоже простофиля, второгодник. Простофиля не потому, что второгодник, а второгодник потому, что простофиля. Парень нечестный и ядовитый. Ну, к примеру, если кто дерется напрямую — жизнь или смерть, то есть до последнего, Лешка, с вечно прищуренными, блудливыми глазами, может подскочить сзади, треснуть по шее и — в сторону, опять подскочить — и опять в сторону… Так и на дуэлях он: махнет — отскочит, опять махнет шпагой — опять отскочит и кружит, кружит, даже смотреть тошно. Остальные четверо, кто увязался за Светкой, кроме Семки и Лешки, — мелюзга, второй эшелон из отряда Кольки тетки Татьянина.
Что Светка приманивает всех — давно было ясно. Раньше все играли в лесу да у реки, за околицей еще, а теперь — бороться если — обязательно возле хутора, на поляне, в войну играть — тоже здесь, в лапту — тоже. И целыми днями галдеж около хутора.
Светка впервые шла по деревне одна, без Димки и кучерявой Кравченко.
Петька, будто случайно, пристроился вслед за шестеркой провожающих. Светка настолько овладела всеобщим вниманием, что даже Петькиного компаса никто не заметил.
Светка была явно растеряна, и боялась остановиться, и боялась убежать.
Командовал парадом Лешка.
Лешка кивал одному из шпанят — он всех недоразвитых около себя собирал, — тот забегал перед Светкой и, пятясь, корчил ей рожи.
— Мальчики… — растерянно умоляла Светка.
— Ну, ты, шмок! — прикрикивал Лешка на своего подчиненного, тот возвращался к нему, а Лешка посылал следующего, чтобы потрогал Светку за волосы или чтобы, пристроившись рядом, старался идти с ней нога в ногу.
Пацаны так и вертелись вокруг нее.
— Городская, а?
— А чего ты молчишь?..
Наконец один из преследователей подбежал сзади и неожиданно сильно ударил по кочану. Кочан вырвался из Светкиных рук и, откатываясь, несколько раз перевернулся в пыли.
Зажав ладошкой глаза, Светка заревела вдруг и, не оглядываясь, побежала в сторону хутора.
Преследователи разбежались в стороны от дороги.
Петька остановился. Что-то непонятное вдруг ворохнулось у него в груди и — чего не бывало с ним никогда раньше — подхлынуло к самому горлу, даже глаза помутились.