Мишка и обозлился, и обрадовался, что беглецы заговорили наконец.
— Это ты про меня, что ли? — спросил Мишка.
— Нет, вообще… — сказал Петька.
Мишка успокоился.
— Ладно, — сказал Мишка. — Пойдем, Семка, разроем эту кучу…
Друзья с невольным любопытством проследили, как Мишка и Семка отошли от них шагов на тридцать и стали палками разрывать огромную муравьиную кучу под сосной.
Во время войны говорили, что в самой середине муравейника находят иногда кусок сливочного масла килограмма на полтора весом. Петька даже представлял себе этот кусок — точно такой, какой, бывало, мать вытаскивала из туеска, в котором сбивала сметану, — душистый, светлый, аккуратно обшлепанный со всех сторон материнскими ладонями. Но сколько ни рылись в муравейниках Никита и Петька, масла так до конца войны и не видели. А после войны оно появилось всего с год назад, да и то не из муравейников, а из туесков… Теперь говорят другое: говорят, самородки случаются в муравейниках… Кто их находил, друзья не знали. Но дыма без огня не бывает, и мало ли какой муравейник следует разрывать…
Путешественники встали, приблизились к Мишке и Семке, помолчали немного, потом Никита строго спросил:
— Вы зачем роете?
— Посмотрим… — неопределенно ответил Мишка, довольный уже тем, что не он, а они пристают к нему с разговорами.
— Мы вот посмотрим… — сказал Никита. — Муравьи полезны.
— Чем полезны? — удивился Мишка.
Никита запнулся, так как и сам не знал — чем.
— А рыбачить ты на что будешь? — нашелся Петька.
— А… Так я же зарою потом, — отпарировал Мишка.
Все возражения на этом были исчерпаны, и, сказав «ну-ну…», мол, посмотрим, как ты зароешь, путешественники уселись на трухлявом осиновом бревне в четырех шагах от кучи.
Золота под муравейником не оказалось, и, не дожидаясь, когда Мишка закроет кучу прелой хвоей, друзья встали, чтобы уйти от навязчивых шпионов.
Индеец
Уйти они не успели.
Блеснув стальным наконечником, в стороне, через поляну, пролетело копье и вонзилось глубоко в кучу хвороста.
Следом за копьем, ошеломив своим видом чуточку даже растерявшихся Никиту и Петьку, с криком «Йэх-хо!» вылетел на поляну полуголый, рыжий, как пламя, индеец — Владька.
Одежду его нес в руках Колька тетки Татьянин.
Вокруг рыжей индейцевой головы торчали разноцветные перья. Голая грудь, спина, руки и ноги были расписаны красной и белой глиной в запутанные узоры. Вместо трусов вокруг бедер у индейца была повязана веревочка с нанизанными на нее лопухами.
Мишка ухмыльнулся, довольный произведенным эффектом.
Колька тетки Татьянин с Владькиной одеждой в охапке остановился на почтительном расстоянии ото всех, как бы подчеркивая этим свой полный нейтралитет: попросили человека потаскать одежду — вот и все…
Владька выхватил копье из хвороста и, держа его наизготовку, оглянулся по сторонам, словно не замечая адмирал-генералиссимуса и вроде бы выискивая какую-то ускользнувшую от него добычу.
— Ха! — Быстро овладев собой, Петька соврал: — Копье и у нас есть!
Индеец хотел не обратить внимания на реплику, но повернулся к адмирал-генералиссимусу и сказал на русском языке:
— Это не копье, а дротик.
— У нас есть и копье, и дротик, — заверил Никита.
Петька торжествующе усмехнулся, хотя зависть и съедала его. Стрелы — стрелами, а дротик — это оружие пострашнее, чем лук…
— Что-то мы не видели у вас дротиков, — резонно заметил Мишка.
Петька пожал плечами: мол, ты еще много чего не видел.
Никита, как бы пробуя лук, оттянул и спустил тетиву, отворачиваясь от Владьки.
Петька тоже отвернулся, и они спокойно зашагали прочь.
— Врут они, — крикнул Владька. — Ничего у них нет!
Петька на какую-то секунду замер от оскорбления. Надо было вернуться, доказать свою правоту. Но индеец высказал такую жестокую правду, что не хватило совести возвращаться. Петька зашагал с еще более непринужденным видом, даже головы не повернул.
Это подействовало.
Мишка и Семка хохотнули в ответ на Владькину реплику, но хохотнули не очень уверенно.
— Покажите, если у вас есть дротик! — крикнул Мишка.
Никита быстро стал на колено, выхватил из-за пояса стрелу и мгновенно выстрелил в куст перед собой. Петька торопливо проделал то же самое.
Противник за спиной умолк.
Никита и Петька подобрали свои стрелы, с сожалением оглянулись по сторонам: «Неужели убежал?..» Но добычи в радиусе десяти шагов нигде не оказалось.
Петька опять внимательно глянул на солнце, и путешественники неожиданно быстрым шагом заторопились в деревню.
Противник опять вынужден был теряться в догадках.
Нужны ли воинам свистульки?
Слух о том, что беглецы, возвратившись домой, занимаются теперь какими-то загадочными прыжками, стрельбой, беганьем взад-вперед, облетел всю деревню. И даже последняя мелюзга подходила к Петькиному дому, чтобы с часок позевать на зеленый с отчаянной надписью флаг.
Половину пути к тайне адмирал-генералиссимус и его начальник штаба уже прошли, поэтому слава их больше не тяготила. Слава была заслуженной настолько, что можно было даже не обращать на нее внимания.
О чем бы ни говорили Никита и Петька, проходя мимо зевак, они умолкали.
Единственно, к чему не подготовился адмирал-генералиссимус — так это ко встрече со Светкой, которая в неизменном сопровождении именинника Димки-от-горшка-два-вершка и кучерявой Кравченко будто ждала на опушке, когда они выйдут из леса.
Адмирал круто свернул вправо, чтобы уйти от встречи, но Светка догнала их.
— Мальчики, вы правда будете еще странствовать?
Петька не ответил.
— Ну я же никому не скажу! — взмолилась желтоволосая.
— Не девчоночье это дело, — солидно отрезал весь закаленный длительной тренировкой начальник штаба.
— Подумаешь… — обиделась Светка, чуть отставая от них. — Я думала, вы хорошие…
— Надо нам! — огрызнулся Петька.
Начальник штаба не снизошел.
Светка опять догнала их.
— А Владика вы не видели?
— Там… — ткнул пальцем через плечо Никита.
— Он опять голый бегает?
— В перьях, — уточнил Никита.
— Ах!.. — сказала Светка и побежала домой жаловаться.
Никита прикинул в уме, что, с одной стороны, он как бы предал Владьку… Но с другой стороны — врать тоже нехорошо… Конечно, врать девчонке — это совсем другое дело, чем врать другу… И в конфликте с собственной порядочностью Никита минуты две погрустил. А Петька, злой, грустил даже дольше.
Зашли к Никите. Бабки Алены дома не было.
На столе стояла кастрюля с топленым молоком, хлеб, блюдечко соленых рыжиков и банка варенья.
Отложив из банки две ложки варенья в молоко, вывалили туда же грибы и отнесли эту аппетитную смесь в сарай поросенку, чтобы зря молоко не пропадало. Себе отрезали только два куска хлеба и съели их, запивая холодной колодезной водой.
А по дороге к Петькиному дому начальника штаба осенило: что они смогут прожить на одном хлебе — это ясно, как белый день.
Но вдруг к тому времени, когда придет ответ из Москвы, они ослабеют от недоедания?
И едва Петькина мать вывалила перед ними чугунок горячей картошки, друзья с такой энергией захрустели солеными огурцами, что Петькина мать только головой покачала.
Впрочем, слово, данное утром, путешественники все же сдержали — наелись не досыта. Досыта им не хватило бы и двух чугунков.
После обеда Петька разыскал в сарае плоский надломленный напильник, и друзья направились к дядьке косому Андрею в кузню.
Собственно говоря, домой они приходили именно за напильником, а не для того, чтобы поесть. Надо было срочно делать копье или дротик.
Но в кузнице возле дядьки Андрея вертелся Лешка, не поймешь даже, специально сюда подосланный или подошедший случайно.