Петька думал о предстоящем сражении.
Начальник штаба глядел в неведомую точку прямо перед собой.
Владька что-то мурлыкал.
Мишка рассказывал, как он рассказывал о путешествии. Потом сорвал лопух и вдруг хмыкнул:
— Может, замиримся!
Владька поглядел на Петьку, Петька — на Владьку.
— Может, сразимся? — спросил Владька.
— В девять ноль-ноль завтра, — сказал Петька.
— Шпаги, — сказал Владька.
— Ладно, а потом замиримся! — сказал Мишка.
Петька глянул на Никиту и даже поежился чуть-чуть.
В стриженой голове начальника штаба снова происходило явное столпотворение идей, — того и гляди, выскочит какая-нибудь сверхошеломляющая… Вот сейчас он медленно повернется к Петьке, отсутствующими глазами глянет куда-то сквозь адмирал-генералиссимуса и тихо скажет:
— А ты знаешь…
Показались курдюковцы. Но и со стороны Туринки показался незваный отряд во главе с Серегой-рыбаком-судьей!..
Армия Валентины Сергеевны вырастала не по дням, а по часам.
…В деревне тем временем бабка Алена, привыкшая за последние дни мять в руках тонкую сыромятину, тщетно разыскивала пропавший ремень.
Беззлобно ворча себе под нос, она даже вышла на крыльцо, заглянула в кладовку, в сенцы. Потом, подчиняясь какому-то внутреннему побуждению, открыла горевшую плиту и увидела у самой печной дверцы кончик пожухлой от огня сыромятины.
Эпилог
Часов в восемь вечера на деревенскую улицу влетел запыленный газик. Но встречать его было некому.
Приехавший на газике корреспондент московской газеты заглянул к Петькиной матери, потом к Владькиной, съездил на ферму к Мишкиной, минут двадцать поговорил с бабкой Аленой, привычно вертевшей в пальцах кусочек пожухлой сыромятины. Но ни одного из нужных ему людей не нашел.
Вынужденный уехать, он вышел на берег Туры, вздохнул и сфотографировал пустынный туринский берег в лучах желтого закатного солнца. Эта фотография через несколько дней и появится в газете. С подписью:
«Отсюда начиналось их первое путешествие».
Застать самих путешественников ни на второй день, ни на третий корреспонденту не удалось.
