Не обращая внимания на ожоги, Петька вскочил и сантиметров на пятьдесят вырос при этом над Никитой.
— Нашел! Или как там кричат? Ну, эти — древние?
— Эврика, — подсказал Никита.
— Вот-вот! Эврика, понял? Жернова! Тут ветряк был, понял?! — Никита понял. Оглянулся.
Двух совпадений не могло быть. Чтобы порог в русле через тысячу пятьсот саженей от Туры и ветряная мельница в четырехстах саженях от порога…
Лишь триста саженей отделяли их от заветной цели… Шаги эти вели назад, в лес. Но близость жилья, в нескольких километрах за рощей, как-то уменьшала веру в успех…
— Давай компас… — негромко проговорил Никита. Пусть уж лучше существуют неразгаданные тайны, чем — никаких. Теперь, когда столько сделано уже, боязно было убедиться, что тайны вовсе не существует.
— Надо параллельно реке, — сказал Никита.
— Знаю… — сердито огрызнулся Петька, сосредоточенно выравнивая стрелку компаса. Сначала он пытался успокоить стрелку прямо на руке, но Петькино волнение сказывалось на магнитном притяжении земли. В сердцах раздвинув бурьян, Петька положил компас на жернов и наконец, объявил:
— Пятьдесят четыре с половиной градуса… от севера. — И тут же придумал, как им двигаться, чтобы не уклоняться в сторону. — Жми вон к тому подсолнуху! — показал он на детище случайно занесенного в поле семечка, метрах в шестидесяти от себя. — Так!.. Стать чуть правее!.. Левее чуть! Стоп!.. — командовал он, глядя то на Никиту, то на компас у себя под ногами.
Промерил шаги от жернова, сдвинул Никиту с места, компас установил точно там, где только что находились Никитины каблуки, опять прицелился.
— Пятьдесят четыре с половиной градуса… Береза!
Вон, видишь, кособокая такая, вроде Настюшки, помнишь, к Евсеичу приезжала…
— Помню, — сказал Никита, проверяя Петькин пришел.
Путешественники ошиблись. Деревня скоро осталась где-то в стороне. Им пришлось опять углубиться в такую глушь, что жилье, если не знать о его существовании, могло бы показаться далеким-далеким, где-нибудь за тридевять земель, за семью реками, за семью холмами, за семью морями…
Направление в пятьдесят четыре с половиной градуса на северо-восток привело их в глубокую балку, густо поросшую разнолесьем на склонах, а по дну — сырую, сумеречную, с запахом прели, с гнилой листвой и валежником под ногами.
Петька сделал пятьсот семидесятый шаг.
Где-то над головами у них кружили два ворона и, противно каркая, оглушали своим хриплым криком застоялую тишину тайги. Петька запустил в пространство еловой шишкой.
— На нашу голову каркают… — предсказал он.
И пятьсот девяностый шаг стал шагом в невезение.
Балка неожиданно круто ушла влево. Никита, выдерживая направление, вскарабкался вверх по склону и остановился.
Петька тоже вскарабкался и тоже остановился.
Вкопанный в землю почти у самого спуска в балку стоял камень с надписью:
Надпись Никита прочитал автоматически.
Взгляды обоих утонули в глубокой яме, которая начиналась сразу за камнем. Яма давно поросла мхом. А дно ее покрывала слежавшаяся, прелая хвоя. Эта яма, несомненно, и была той целью, к которой они стремились… Петька сбежал на дно, со злостью пнул какую-то гнилушку, — это все, что неизвестный соперник оставил Им от былых сокровищ.
Никита в яму не спустился.
Петька задрал голову в поисках злосчастных воронов. Но вороны притихли, будто испугались того, что натворили.
— Все? — спросил Петька.
— С одной стороны, мы нашли эту яму, а с другой стороны — где же клад? — спросил Никита.
Гипотеза вторая
Обшарили метров на двести вокруг каждый куст, каждое дерево, каждый муравейник, но ничего примечательного больше не обнаружили.
По прямой, перпендикулярной Мусейке, прошли далеко к руслу, но тайга скрыла от них свои сокровища. С удивлением обнаружили теперь, что цифры первого чертежа, внешне соответствующие второму, на самом деле не совпадали по конечным своим точкам, так как вблизи тысячи двухсот саженей от устья Мусейка круто поворачивала…
И вот как разнились эти конечные точки двух чертежей:
Либо там, в землянке, кто-то забыл о повороте Мусейки, либо путешественники чего-то еще не знали…
Они возвратились к яме, уже не сомневаясь, что эта яма и есть целевая точка их путешествия.
Кто-то давным-давно уже копал здесь. Если тайна существовала, у тайны имелся теперь хозяин.
По-прежнему загадочными оставались только три цифры: 6, 160 и 283.
Яма была глубиной всего около трех метров. Петька ринулся было копать глубже. Но всегда трезвый в суждениях начальник штаба верно рассудил, что шести метров глубины быть не может. Кругом болото, и любую яму глубже трех-четырех метров будут заливать грунтовые воды…
Уселись рядышком возле камня.
— Молодая… — кивнул Петька на цифры «1901–1919». — Что делать, раб божий?
Раб божий долго сосредоточенно думал, уставившись в неприметную точку на замшелом противоположном склоне ямы.
Потом глубокомысленно решил:
— Что-то надо делать…
Раскопал эту могилу кто-нибудь из жителей деревни, и уж во всяком случае в деревне должны были знать, кто раскопал ее, что нашел. Если нашел, конечно…
Таким образом, окончательную разгадку тайны следовало искать в поселке.
Друзья недолго предавались разочарованию. Привезут они с собой мешки золота или не привезут — славу путешественников они обеспечили себе.
Никита достал тетрадь и записал результаты поиска. Даже камень срисовал…
Петька выдернул с корнем пушистый кустик мха — надо хоть гербарий собрать… И незаметно от Никиты вздохнул про себя.
Заходить прямо в деревню не решились. Кое-какой опыт встречи с людьми у них уже был. Двинулись опушкой из леса в обход деревни и скоро наткнулись на поляну с ульями. Парень-пасечник без маски что-то прилаживал в одном из них.
Первые сведения о Прокопке
— Здравствуйте, — бодро сказал Петька, останавливаясь в двух шагах за спиной пасечника.
— Здорово, богатыри! — весело отозвался тот. Петька кашлянул.
— Далеко путь держите? — вытирая руки цветным платком, спросил пасечник.
— Да так… — неуверенно ответил Петька.
— Как так? — уточнил веселый пасечник. — Не нашенские, вижу?
Озорные искорки в глазах парня, морская тельняшка на широкой груди и добродушный голос не вызывали подозрений.
Никита решился еще раз признаться:
— Путешествуем мы…
— Путешествуете? — уважительно переспросил пасечник. — Это, брат, дело! Марш-бросок на пятьдесят километров — так? Укрой, тайга, укрой, глухая!.. Хлеб да соль, выходит! — И он показал в сторону шалаша на краю поляны.
Друзья прошагали через поляну, оглядываясь на всякий случай. Доверие доверием, а осторожность не мешает…
Но пасечник в тельняшке проковылял следом. Проковылял как-то неумело, широко расставляя ноги.
— Скидывайте фуфайки! Эк вы в такую жарынь! Бросай якорь! Располагайся, — приказал он.
Никита решительно стащил телогрейку, бросил на траву и не сел, а упал на нее. Петька тоже не заставил себя уговаривать.
— Голодные небось?
— Не… — сказал Петька. — У нас есть… — И развязал мешок.
Пасечник заглянул в него.
— Ха! Такого добра у меня, корешки, хоть отбавляй! Раз пригласил на хлеб на соль — свое спрячьте! — Он исчез в шалаше.
Через секунду около друзей появилась большущая миска творогу со сметаной, целый каравай хлеба и запотевший чайник со студеной водой.