В двух белоглинских домах нарастала тревога, наблюдатели в тальнике сменялись каждые полчаса, а беглецы будто канули в воду.
Шерхан
Когда первые ошеломляющие минуты заключения прошли, друзья приспособились к темноте и могли различить друг друга.
Оба сели на тряпье и слышали, как скрылся в доме Прокопка.
— Нас предали, — шепнул Никита.
Петьке стало чуточку тоскливо от этой мысли. Но Петька подумал и категорически мотнул головой: «Нет!»
Сколько-то времени опять сидели молча. Но когда неуверенно застучали запоры калитки, оба вздрогнули, понимая, что каждый ждал именно этого — когда возвратится женщина.
Заскрипела калитка, и одновременно тихонько пропела сенная дверь.
Голос Прокопки:
— Где шляешься?!
Грудной, удивительно виноватый — ее голос:
— Я ходила в сельпо…
— Сельпо закрыто, кому мозги вправляешь?
— Я вспомнила, что нет водки, искала завмага…
— У-у… — Не понять, то ли он доволен ее стараниями, то ли нет. — Давай!.. — Неправдоподобно часто и вразнобой отстучали ее каблуки по ступеням: «ток-ток-ток». Видно, дернул Прокопка за руку.
— Собака!.. — сквозь зубы выругался Петька и даже сделал движение, чтобы встать. Никита дернул его за штаны.
Ее голос:
— Не груби… У меня может не хватить терпения… Голос Прокопки:
— Что?! Странно… Ха-ха-ха!.. — И с минуту, наверное, Прокопка хохотал. — Странно!.. Нет… Рассмешила, благодарствую!.. Ха-ха… Выкормыш, а туда же!.. — И сразу оборвал смех. — Входи! Что там у тебя?
Запела дверь.
Петька еще раз выругался. Но потом друзья опять долго молчали. После всего услышанного возможность очутиться в лапах Прокопки казалась еще опаснее.
— И чего она опоздала… — посочувствовал Петька.
— А может, она ждала нас там?.. — спросил Никита. И когда спросил, у обоих стало непривычно тепло на душе.
Сквозь единственно видимую щелку от неплотно прихлопнутой двери на сеновал проглядывали сумерки.
Петька переполз через баррикады тряпья и попробовал открыть дверцу. Тотчас же загавкал от конуры Шерхан.
Адмирал-генералиссимус торопливо возвратился к Никите.
— Думай, Голова…
Голова, начальник штаба, стал думать. Но не о спасении, а так — о разном…
Полоска сумерек от входа стала еле заветной.
Снова тихонько пропела сенная дверь.
Легкие шаги. Она…
Погремела где-то рядом жестяным корытом. Шерхан заскулил, подлизываясь к хозяйке.
— Спать, Шерхан, спать… — И негромко: — Мальчики, если здесь, тише… Спать, спать…
Никита, протянув руку, осторожно стукнул по стропилу.
— Тихо, тихо, Шерхан!.. Петька шепнул:
— Тихо!
послышалась от крыльца негромкая песенка. Потом шаги по лестнице, и опять все стихло.
— Я говорил! — торжествующе отметил Петька. В ответ ему взвился яростным лаем Шерхан.
Хлопнула дверь. Голос Прокопки:
— Ты чего? Ну, ну, не балуй… Гляди тут…
Друзья поняли, что теперь, когда смолкли последние звуки в хуторе, Шерхан улавливает малейший их шепоток, и долго-долго опять сидели без движения.
Потом Петька дернул Никиту за плечо. Мол: «Спим…» Тут же улеглись на тряпье и заснули в обнимку.
Нет худа без добра
Бодрые, вскочили разом под крик петуха во дворе, и оба разом вспомнили, что спят не дома. Даже не в гостях. Сели.
Несколько раз выходил во двор и возвращался в избу Прокопка. Когда он уходил — то из одного конца двора, то из другого доносилась тихая песенка. Настолько тихая, что слов было не разобрать. Только напев:
Опять и опять натужно орал петух. Квохтали выпущенные из сарая куры. Покрякивали утки. Где-то неподалеку вздыхала корова, слышалось тяжелое хрюкание, время от времени заглушаемое требовательным визгом подсвинка.
— Живет кулак… — повторил Петька определение пасечника.
Никита показал на фонарь:
— Может, не видно?..
Петька метнул взглядом, по сеновалу.
Вместе подтащили тумбочку без дверцы, засунули в нее фонарь так, чтобы свет падал только в одну сторону.
К обоим возвратилась прежняя энергия.
Петька отполз к дверце. Осторожно выглянул в щелку. Через нее был виден угол крыльца и узенькая полоска гладкого, будто асфальтированного двора.
«Зажигай!» — просигналил Петька.
Чиркнула спичка.
Света из-за кучи барахла Петька не увидел.
Глупо было думать о побеге, когда они еще не выполнили своей главной задачи. И с молчаливого согласия как бы возложили всю ответственность за свою дальнейшую судьбу на ту, у которой была песенка: «Ясный месяц за синей рекою…» Себе оставили собственные заботы.
Опять замелькали «Похождения…», «Приключения…», фотографии женских ног вместо картинок…
Надежда — друг легкомысленно-непостоянный: то сильнее она, то еле теплится…
И когда Никита зашевелил непослушными губами, пытаясь что-то сказать Петьке, — она была уже совсем крохотной.
Никита прижимал руки к толстой в кожаном переплете книге, во всю обложку которой сиял тисненый, с двумя перекладинами крест.
В четыре руки распахнули книгу.
Глазам обоих представились обнаженные мужчина и женщина под огромным деревом. На разметавшуюся в полусне женщину глядеть было неприятно.
— Библия! — наконец прошептал Никита.
— Не дурак!.. — огрызнулся Петька. — Шуруплю.
Дальнейшее у обоих не вызывало сомнений.
Тайна последних двух цифр была перед ними. Страница сто шестидесятая… Во всю оборотную сторону картинки — ничего не говорящая, без единого слова схема… Опять схема!
Страница двести восемьдесят третья… И только тут заметили оба, что книга написана на непонятном языке.
Помолчали, растерянные.
— Французский! — с гордостью полиглота заявил наконец начальник штаба.
— Откуда ты знаешь… — сердито отозвался адмирал-генералиссимус.
Никита открыл титульный лист. И после короткого спора пришли к выводу, что внизу титула напечатано русское слово «Париж» нерусскими буквами: «Paris».
Снова открыли на двести восемьдесят третьей странице.
Петька заметил аккуратную точку в начале и в конце одного слова.
Воодушевленные, забегали глазами по строчкам и нашли еще несколько таких же аккуратных точек.
— Шифр! — доложил начальник штаба.
Но дешифровальщика в отряде не было. Снова раскрыли книгу на схеме. Схема была до унылого непонятной.
Петька перевел глаза на соседнюю страницу и… здесь тоже увидел точку. Тогда, изумленные, они стали раскрывать книгу где попало и увидели, что каждая ее страница помечена аккуратными точками в строках.
Петька обеими руками почесал затылок. Все это было невероятно и вместе с тем… очень естественно.
Либо на двести восемьдесят третьей странице заключался ключ ко всему шифру, либо точки на остальных страницах были сделаны для отвода глаз…
Петька взял у Никиты книгу, лег на спину, тяжелую книгу положил себе на грудь, и сердце его застучало в кожаный переплет.
А Никита достал из первого ящика «Тайны женского очарования» и, растянувшись на животе около тумбочки, стал читать про женское очарование.
Некоторые тайны женского очарования
— Родинка на лице придает ему особую прелесть, — сказал Никита.
— Это бородавка-то?.. — переспросил Петька. И даже сплюнул.
Никита пошелестел страницами, помолчал и тоже сплюнул.
— Чего ты? — спросил Петька.
— Если девушка позволяет вам при встрече целовать ее ладонь — это означает особое ЕЯ к вам расположение… Целуйте в линию сердца.