Без сомнения, для Хайдеггера в определяющей истину диалектике между сокрытостью и несокрытостью стоит на кону политическая парадигма, и даже политическая парадигма par excellence. В лекциях о Пармениде polis определяется как раз через конфликт между сокрыто-стъю и несокрытостью:
ПоХц есть собранное в себе средоточие несокрытости сущего. Однако поскольку, как мы уже знаем, aXrjOeia отличается глубинным внутренним самопротивоборством и это противоборствующее проявляется также и в том противоположном, чем характеризуется за-ставление и за-бытие, в ябХц как сущностном средоточии человека должна господствовать предельная противосущность, а в ней — вся не-сущность к несокрытоМу и сущему, т. е. не-сущее во всем многообразии своей противо-сущности. [Хайдеггер М. Парменид. С. 197] (Heidegger, 1993. S. 133)
Онтологическая парадигма истины как конфликт между сокрытостью и несокрытостью является у Хайдеггера непосредственно и в своих истоках парадигмой политической. Только потому, что человек сущностно свершается в открытости по направлению к закрытости, возможны такие феномены, как яо>.ц и политика.
Если же теперь мы возвратим замкнутому, земле и lethe — согласно интерпретации лекций 1929/1930 гг., которые мы до сих пор рассматривали—их собственные имена: «животное» и «просто живое существо», то изначально политический конфликт между несокрытостью и сокрытостью становится одновременно и в той же степени конфликтом между человечностью и животностью человека. Животное — это неразмыкаемое, которое человек сохраняет и в качестве такового выводит на свет. Однако здесь все усложняется. Ведь если особенность humanitas состоит в том, чтобы оставаться открытой к замкнутости животного; если то, что приводит мир к открытости, есть исключительно земля как нечто в себе замыкающееся, то как тогда следует понимать упрек Хайдеггера в адрес метафизики и зависимых от нее наук, что она мыслит человека, «исходя из animalitas, но не по направлению к humanitas» СHeidegger, 1967. S. 155)? Если человечность достигается только через приостановку животности, и поэтому должна оставаться открытой по отношению к ее замкнутости, то в каком смысле Хайдеггер, в попытке постичь «экстатическую сущность человека», избегает метафизического первенства animalitas?
АНИМАЛИЗАЦИЯ
л
... что люди—это звери, одни из которых разводят других, себе подобных.
Петер Слотердайк
Хайдеггер был, вероятно, последним философом, который простодушно исходил из того, что polis—polos*, где господствует конфликт между сокрытостью и несокры-тостью, между animalitas и humanitas человека,—еще доступен для переговоров, что он, располагаясь в опасном месте, пока еще делает возможным для человека, для народа нахождение их собственной исторической судьбы. Таким образом, он был последним, кто — по крайней мере, в определенной степени и не без сомнений и противоречий — верил в то, что антропологическая машина еще может производить судьбу и историю, непрерывно принимая решения в конфликте между человеком и животным, между открытым и не-открытым и заново формируя этот конфликт. Вероятно, в определенный момент Хайдеггер осознал свою ошибку; возможно, он понял, что решение, которое соответствовало бы историческому поручению бытия, совершенно невозможно. Уже в 1934/1935 гг., в лекционном курсе о Гёльдерлине Хайдеггер пытается пробудить «основной настрой исторического Dasein» и пишет, что «возмож-
Полюс (др. греч.).
ность великого потрясения [Erschiitterung — то самое слово, которое обозначает «выставленность» животного по отношению к не раскрытому] исторического Dasein народа исчезла. Храм, образ и обычай не в состоянии “из глубины” взять на себя исторический посыл того или иного народа и принудить его к новому поручению». (Heidegger, 1980. S. 99) Конец истории отныне начинает стучаться в ворота свершившейся метафизики.