Володя пошел по сверкающему белизной спардеку и спустился в помещение команды. Было время ужина. В чистой, светлой столовой, за отдельными столиками, покрытыми накрахмаленными скатертями, ужинали моряки. Играл патефон. Володя нерешительно остановился в дверях, держа в руках свой чемоданчик.
— Вам кого, товарищ? — спросил моторист, сидевший за крайним столиком.
— Боцмана.
— А вон там в углу сидит. Толстый.
— Михаил Семеныч, к тебе новый подчиненный пришел! — крикнул моторист боцману.
— Это хорошо! Вместо Орлова прислали! А я уж думал без матроса пойдем. Садись! Анна Ивановна, дайте прибор, — обратился боцман к уборщице.
— Да я кушать не хочу. Спасибо…
— Ну тогда подожди. Я сейчас доем, и пойдем.
Через несколько минут он встал, натянул кепку и кивнул головой Володе:
— Пойдем, молодец!
Боцман Михаил Семенович Горшков был знающий и опытный моряк. Недаром он пользовался любовью и уважением всей команды. Участник гражданской войны, он с честью носил на груди высокую награду — боевой орден Красного Знамени, показывая и на производстве образцы дисциплины и отличной работы. Он славился на всё пароходство своим знанием такелажных работ и находчивостью. «Это не боцман, а артист своего дела», — говорили про него моряки.
Володя и боцман прошли по узкому коридору и остановились перед дверью в каюту.
— Вот здесь правая койка будет твоя, — сказал боцман, открывая дверь.
Каюта была двухместная, большая и уютная, отделанная под светлый дуб. На столе горела маленькая лампа под оранжевым абажуром. Володя поставил свой чемодан на койку и снял пальто.
— Пойдем дальше. Дам тебе робу. Работать будешь, как у нас матросы второго класса работают, — с восьми до пяти. Твоя как фамилия?
— Павлов.
— Ты раньше на каком судне был?
Володе мучительно хотелось сказать, что он нигде не плавал, что идет в первый рейс, что он очень просит боцмана помочь ему и всё показать, но какой-то ложный стыд не позволил ему признаться в этом, и он против воли выдавил:
— На «Франце» в Черном море.
Боцман внимательно посмотрел на Володю:
— На вот, получай. Ватник, сапоги, рукавицы и кусок мыла. Теперь пока всё. Иди отдыхай. Скоро будем отходить. Тогда разбудят.
Володя взял вещи и пошел к себе в каюту. Там сидел матрос второго класса Саша Горелов и писал открытку.
— Здоро́во! — обернулся он. — Значит, с тобой будем жить. Располагайся как дома. Убирать каюту придется по очереди. Наш старпом требует идеальной чистоты. Боцман здесь мировой. Орел. У него можно подучиться. Меня готовит в матросы первого класса. В следующий рейс обещали перевести. Я уже два года плаваю.
Саша в несколько минут рассказал всё о себе, пароходе и людях. Володя, взволнованный новыми впечатлениями, прилег на койку и вскоре задремал. Его разбудил резкий голос вахтенного, кричавшего:
— А ну, на швартовку вылезай! Побыстрее-е-ей!
Володя выскочил на палубу и побежал на полубак, где согласно расписанию было его место. Боцман проворачивал брашпиль. У борта дымил буксир. Стемнело. Порт, залитый огнями, казался фантастическим городом. Володя обернулся к мостику. Пароход смотрел на него своими разноцветными глазами отличительных фонарей.
— Отдайте шпринг! — раздалась спокойная команда. Володя быстро подбежал к кнехту и сбросил с него конец.
— Зачем отдали носовой? — недовольно спросили с мостика. — Шпринг отдать! Выбирай носовой!
Володю оттолкнули. Что-то выбирали, что-то травили. Каждый был занят своим делом. Володя чувствовал себя лишним. Ему было не по себе, потому что он отдал не тот конец. «Шмидта» медленно оттаскивали буксиры. Концы больше не держали, и оставалось только развернуться в ковше Морского канала для того, чтобы пароход свободно пошел своим ходом.
— Ты что ж? Не видишь, какие концы отдаешь, сапожник! Как будто первый раз на судне! — набросился на Володю матрос Глаголев.
Володя хотел огрызнуться, но из-за брашпиля раздался голос боцмана:
— Ничего. В темноте не видно. Это с каждым может случиться.
Володя промолчал. Отдали буксир, и «Шмидт», дав полный ход, пошел Морским каналом.
Команду отпустили, и жизнь пошла обычным порядком, разбитая на четырехчасовые вахты.
Прошло несколько дней. Володя освоился с судовой жизнью. Работа матроса второго класса не сложна: мойка, окраска, чистка. Всё это Володя старался делать быстро и хорошо, и только жалел о том, что не может проявить себя на более ответственной работе. Балтийское море ласково встретило начинающего моряка, и даже до самого Зунда ни разу не качнуло «Шмидта» как следует.