В рубке третий помощник раскладывал карты. Звонил телеграф, это из машины делали проверку.
— Всё готово. Можно давать команду «по местам»? — спросил Голубин, появляясь на мостике.
— Давайте.
Внешне Сарохтин был совершенно спокоен. Он прохаживался по мостику взад и вперед, ожидая, когда соберутся матросы на швартовку. Он даже мурлыкал себе под нос какой-то бравурный мотивчик, показывая этим, что он чувствует себя как обычно.
— Разрешите идти на бак? — обратился к капитану третий помощник. — Всё проверено и подготовлено.
— Идите. Держите оба якоря наготове.
Команда собралась по местам. Надо было отходить.
— Отдайте кормовые! — подал команду в мегафон Сарохтин. Собственный голос ему не понравился. У капитана должен быть громкий, отчетливый и низкий голос. А тут получилось как-то по-петушиному. Вероятно, от волнения… Через минуту с кормы прокричали: «Чисто под кормой!». Сарохтин взялся за ручку телеграфа и дал малый ход вперед.
— Отдайте носовые! — скомандовал Юрий Николаевич. — Лево руля!
«Геленджик» сердито, часто задышал и медленно двинулся вдоль по каналу. Ветер еще посвежел. На мостик поднялся старпом и, не глядя на капитана, занял место в правом крыле. Всем своим видом Голубин показывал, что раз капитан на мостике, ему, старпому, здесь делать нечего, хотя, по положению, и он обязан быть тут.
«Геленджик» подходил к месту, где ему нужно было развернуться на выход к морю. Сарохтин вошел в рубку и встал у телеграфа. Ему вспомнилась школа. На экзаменах он выходил к доске именно с таким чувством, какое у него было сейчас. «Геленджик» подошел к месту поворота. Сарохтин увеличил ход и скомандовал «лево на борт!». Он напряженно смотрел на нос теплохода. Перейдет или не перейдет линию ветра? До берега оставалось не более 20 метров. «Стоп!» В ответ невесело звякнул телеграф. Судно, дойдя до линии ветра, остановилось, и его понесло бортом на стоявшие у стенки суда. Маневр не вышел. Лоб у Сарохтина покрылся испариной.
— Право на борт!
— Есть право на борт!
Сарохтину казалось, что голос рулевого слышится издалека. Он со злостью перебросил ручку телеграфа на «полный назад». «Геленджик» задрожал и, выбрасывая из короткой трубы кольца сизого газа, неуклюже, неуверенно пошел совсем не туда, куда предполагал и хотел направить его Сарохтин. Все расчеты сбивали ветер и неизвестные качества судна. Юрий Николаевич невольно скосил глаз и увидел Голубина, повернувшегося к рубке. Тот насмешливо смотрел на капитана через стекло. «Не брался бы лучше, если не умеешь», — говорил его взгляд.
Сарохтин попробовал повторить маневр и снова неудачно. «Геленджик» уже почти прошел уширение канала, где можно было маневрировать. Оставалось еще раз попытаться развернуться, а если и на этот раз поворот не выйдет, с позором встать к стенке и вызвать для помощи буксир.
Юрий Николаевич нервным движением выдернул из пачки папиросу и, ломая спички, торопливо закурил. Может быть, это придаст ясность мыслям. Но у старпома он не попросит помощи.
Неожиданно он услышал негромкий голос рулевого:
— Товарищ капитан!
Сарохтин быстро обернулся и глотнул воздух. Внутри что-то похолодело и мозг резанула мысль: «Руль отказал!». Руль всегда отказывает в самые неподходящие моменты.
— В чем дело? — хрипло спросил Юрий Николаевич и посмотрел в лицо рулевому.
За штурвалом стоял пожилой матрос с коричневым от загара обветренным лицом и черными, с проседью, короткими усами. Голубые спокойные глаза ласково смотрели на капитана. Сарохтин только сейчас рассмотрел этого человека. Раньше он его не замечал. Рулевой точно исполнял его распоряжения.
— В чем дело? — повторил капитан.
— Товарищ капитан, а что если дать полный вперед, лево руля и потом сразу право на борт и полный назад? Якорь отдать в помощь. Думаю, пойдет как по маслу. Я на нем уже три года и все повадки знаю. Он на ветер очень плохо идет. Александр Иванович его всегда так разворачивал в этом месте. Попробуйте.
— Вы так думаете? Давайте попробуем. Не выйдет, буксир возьмем, — обрадованно сказал Сарохтин, и ему сделалось как-то легче. Есть человек, который хочет ему помочь, сочувствует его неловкому положению.
— Давайте лево!
«Геленджик» завернул лево. Капитан дал назад. Скомандовал отдать якорь, и после нескольких реверсов теплоход развернулся.
Сарохтин вытащил платок, облегченно вздохнул и отер лоб.
— Ваша фамилия? — спросил он рулевого.
— Шолик.
— Спасибо, товарищ Шолик. Благодарю. Без вас пришлось бы вызывать буксир, — с чувством проговорил Юрий Николаевич.