При виде вошедшей женщины разговор замолк, и все обернулись к двери.
— Здравствуйте. Мне нужно Федора Андреевича.
Старший помощник сделал большие глаза, незаметно толкнул локтем второго помощника и прошептал ему на ухо:
— Воронцова.
Потом, довольный тем, что узнал ее, вскочил с места и любезно проговорил:
— Федора Андреевича нет. Он будет только завтра утром. А вы садитесь, пообедайте с нами, Анна Петровна.
— Нет, благодарю. Лучше я приеду завтра. Федор Андреевич, вероятно, уже знает об этом.
— Да. Он ждет замену. Так, значит, вы будете принимать «Дон»? Очень приятно, — улыбаясь сказал старпом, — я слышал о вас много хорошего.
— Выводы сделаете потом сами. Да свидания, — улыбнулась в свою очередь Воронцова и вышла на палубу.
На секунду в кают-компании воцарилось молчание.
— Этого еще нехватало: баба будет нами командовать. Как хотите, а это уж чересчур! — вдруг возмутился второй помощник — Дергуненко.
— Вы, Вячеслав Герасимович, если не знаете, лучше помолчите, — оборвал его старпом. — Воронцова — заслуженный и образованный капитан, и я, например, считаю за честь плавать с нею. А я плаваю не меньше вашего.
— Да знаю я вашу хваленую Воронцову. Слышал. За нее всё другие делают. Вот такие старпомы, вроде вас.
— Слушайте, как вам не стыдно. Вы же ее совсем не знаете!
В разговор вмешался электромеханик:
— Нет, вы напрасно, Вячеслав Герасимович. Об Анне Петровне самые лучшие отзывы и как о капитане, и как о человеке.
— Можете, конечно, оставаться при своем мнении, а я останусь при своем. Юбка на мостике — позор для моряков. Никогда из бабы настоящего капитана не выйдет. И командовать собой я ей не позволю.
— Тогда вам придется уйти с судна. Завтра Воронцова принимает «Дон».
— Могу и уйти. Была бы шея, хомут найдется.
За столом зашумели. Кое-кто встал на сторону Дергуненко и доказывал, что морская служба дело не женское, но большинство склонилось к тому, что всё зависит от личных качеств человека, — может найтись хороший капитан и среди женщин.
Через несколько дней «Дон» под командованием Анны Петровны Воронцовой вышел в рейс на Гавр.
Команда встретила нового капитана дружелюбно. Многие о ней слышали. Кое-кто уже плавал с ней, а Ремель часто любил вспоминать «знаменитый» американский рейс.
— Это капитан! — говорил он, затягиваясь самокруткой из голландской махорки «Добельман» и поднимая большой палец кверху. — Шли мы из Америки во Владивосток. Попали в такой штормягу, какой редко бывает. Шли против зыби. Начал наш пароход ломаться Один лист лопнул, второй. Аннушка не растерялась. Вызвала старпома и меня — я у нее боцманом был, — приказала тросами стянуть корпус. Сама положила судно по волне. Так мы продержались, пока ветер не утих. Подзаделали повреждения и дошли до Владивостока благополучно. Не всякий мужчина сообразит. Хладнокровная!
Только Дергуненко относился к ней презрительно, был преувеличенно вежлив и за спиной называл «мадам».
Он недавно появился в Северном пароходстве и являлся типичным представителем юга, откуда был родом.
Неплохой моряк, он имел опыт, который позволял ему вмешиваться во все возникающие споры с безапелляционным мнением.
Дергуненко — худощавый, с тонким правильным носом, черноволосый, с живыми карими глазами, играл на гитаре и приятно пел песенки. Он слыл покорителем женских сердец и сам себя считал неотразимым. Буфетчица «Дона» Мария Афанасьевна сразу же нашла в Дергуненко своего кумира и подкладывала ему во время обеда и ужина самые лучшие куски, к величайшему негодованию остальных штурманов и механиков. Вячеслав Герасимович принимал эти знаки внимания снисходительно, как должное. Товарищи по судну подтрунивали над ним, недолюбливали за самомнение и упрямство, но всё же считали его «своим парнем».
С приходом Анны Петровны на судно он всем своим видом показывал, что относится к капитану, как к неизбежному злу, не уважает ее и подчиняется только в силу устава.
Раз во время обеда Дергуненко, передавая Анне Петровне блюдо с салатом, забылся и назвал ее «мадам».
Глаза у Анны Петровны сузились, и она ровным, но очень жестким голосом сказала:
— Вячеслав Герасимович, здесь не французский салон, а я не мадам. Попрошу вас не выходить из рамок приличия.
Второй помощник смутился.
— Я не вижу в этом ничего плохого, Анна Петровна. Это просто вежливое обращение, — обиженно пробурчал он.