Шпагина Людмила, Петрова Людмила, Ленинградская область, г. Подпорожье, газета «Свирские огни», программа «Телевесь»: Если бы Владимиру Шахрину при жизни поставили памятник... какова была бы реакция?
Владимир Шахрин: Вы меня рассмешили... Если честно — не хотелось бы. Я не знаю, какая будет реакция. Мне ни разу не ставили памятник при жизни. Первая мысль была бы, что меня кто-то разыгрывает, а памятник непременно из фанеры.
Александр Якуба, газета «Курск»: Многие рок-знаменитости не любят прессу, а как Вы относитесь к журналистам?
Владимир Шахрин: Я достаточно подробно уже ответил на этот вопрос. Смотрите выше.
Ирина, Москва: Как бы Вы определили, что такого особенного в Екатеринбурге — Свердловске, если он выпускает рок-коллективы, которые достаточно быстро обретают всероссийскую популярность и, более того, становятся всенародно любимыми? Особая музыка, особые слова, особый смысл...
Владимир Шахрин: На эту тему я могу говорить достаточно долго. Но главное, что на данный момент происходит: это достаточно высоко поднятая планка, установленная другими группами. В Екатеринбурге, чтобы стать коллективом, нужно достигнуть планки Агаты Кристи, Наутилуса, Смысловых галлюцинаций, Чичериной... Список можно продолжать.
Ирина, Москва: Владимир, Вы музыкант с более чем 20-летним стажем. Что изменилось за эти годы в Вашем мировосприятии? Как это отразилось на Вашей музыке?
Владимир Шахрин: Изменилось очень многое. Я стал в два с половиной раза старше, мой социальный статус поменялся, поэтому на многие вещи я смотрю по-другому.
Я недавно слушал кассету с записью нашего концерта в 86-м году, ее люди записали на микрофон в зале. Слушаю и понимаю — это поет совершенно другой человек... Конечно, мы что-то потеряли, что-то естественным способом перестало у нас получаться, но я смею надеяться, что мы чему-то и научились. И я точно знаю, что я стал гораздо лучше петь, играть на инструментах, звучать вместе. И наверное, появился жизненный опыт.
Виктория Игнатова, Москва, StatusQuo: Русский рок всегда отличался ярко выраженными переживаниями за судьбу своей Родины. Вы — не исключение. Но скажем, в годы перестройки все-таки существовала некоторая неопределенность данной судьбы. Выход искали в текстах Ваших песен... Вы как наиболее яркий представитель Русского Рока, всегда отличавшегося своим патриотизмом, какую смысловую нагрузку вкладываете в тексты песен сейчас? Так ли важно в данный момент сохранить статус кумира молодежи? Донести до этой самой молодежи тот самый дух патриотизма?
Владимир Шахрин: Единственное, что важно для музыканта,— это делать то, что он считает нужным. В нашем новом альбоме есть пара песен пронзительно-щемящих, патриотичных, они не написаны на заказ, просто я не мог об этом не спеть. Но при этом в этом же альбоме есть смешные песни, песни — истории из жизни, есть песни танцевального характера. Мне будет очень грустно, если молодежь нашей страны перестанет танцевать — не надо делать серьезное лицо, когда сочиняете песни, все-таки не ракеты строим.
Ребята, спасибо всем огромное за то, что задавали вопросы. Может, я был излишне серьезен — за это извините. Искренне желаю вам всем, чтобы все ваши начинания удались и все, что вы себе на-мечтали, свершилось. До свидания! Владимир Шахрин.
Интервью состоялось в рамках
Всероссийского информационно-образовательного
проекта «Медиакратия»
Интервью для «Независимой газеты»
— Володя, вы только что из Екатеринбурга, что там происходит?
— Екатеринбург последние четыре года активно развивается. А это значит, что в городе есть люди с интересными идеями, с деньгами, которые они не просто хотят, но и умеют правильно реализовывать. Я много езжу по стране и считаю, что Екатеринбург— один из самых современных городов. Здесь все время что-то происходит.
— Например, народные митинги протеста?
— Я не видел ничего подобного, ни разу, честное слово.
— Во время августовского путча 91-го года я жила в Оренбурге и была потрясена, что город просто не заметил государственного переворота и остался глух к московской демократической революции. Жизнь текла мерно и тихо.
— То же самое было в Екатеринбурге: тишь да гладь. В 91-м году мы были в каком-то северном городе с итальянцами. И жили на какой-то турбазе, на окраине города. И вдруг итальянцы по телевизору видят, что в Москве на улицах танки, народ на площадях столицы... И спрашивают нас: что происходит? Я говорю: переворот в стране. Они в ужасе отпрянули — господи, что делать-то?! Выскакиваем все вместе на улицу и видим: люди спокойно идут на работу, в гости, прогуливаются влюбленные парочки. Никакого волнения на лицах. А итальянцы просто в истерике бьются — ну что делать-то?! А мы им спокойно отвечаем: да ничего, завтра на рыбалку пойдем! Они не унимаются: а как же события в Москве? Мы только руками развели — Москва, ведь это совершенно отдельное государство. Тридевятое царство. Все, что там решают — нас россиян не касается. Страна, к сожалению, живет отдельно от столицы. То, что в Кремле или в Думе происходит — страну не интересует, она как-то мало вникает в жизнь привластных структур...
— В Давосе, в программе «Russiannight» отечественную рок-музыку представляли вы, то есть группа ЧАЙФ. Ваша версия — почему выбор государственных чиновников пал именно на вас?
— Это был выбор не чиновников, а режиссера давосского мероприятия Леши Аграновича. У него — хороший вкус, и он понимал, что Россию на Западе должна представлять группа с сильной позитивной энергетикой. Ведь текстовую нагрузку иностранцы не поймут, а посему нужен энергетический посыл, который, на мой взгляд, в нашей группе, присутствует. Мы — взрослые дядьки. И там сидели взрослые дядьки. Мы играли качественный гитарный рок, достаточно суровую музыку, но при этом мы — жизнерадостны и позитивны. И я прекрасно понимаю, что на Западе информация о России в большей степени негативная. И вдруг взрослые респектабельные дядьки слышат вполне позитивный рок. И эту музыку играем мы — уральские мужички.
— У вас есть отличное высказывание по поводу культурной программы в Давосе. Вы назвали Большой театр лицом России, а себя — другими частями тела. С какими частями тела соотносится группа ЧАЙФ?