Рассказывая обо всем этом, хотел бы все же осветить такой чрезвычайно важный момент: как конкретно складывалось в КПСС и советском обществе именно альтернативное социальное мышление и, главное, какое место в этом занимали тогда ты и я? В книгах своих ты исходишь из идеи, что, до того как бразды правления попали к Горбачеву и тебе, в обществе существовал застой также и в сфере духа. Особенно в политическом сознании. То, что это совсем не так, надо высветить. Кстати, ты ведь и сам признаешь, что лично тебя «разбудил», в 50-е годы, доклад Н.С. Хрущева о культе личности Сталина. Еретический XX съезд КПСС привел — и очень быстро — к благотворным переменам. По сравнению с их масштабами горбачевская и твоя «перестройка» — это слова, слова, слова... А раз лишь слова, то неизбежна и стихия. Она — главный итог вашей «реформаторской» деятельности. Но стихия — гибель любой идеи.
Впрочем, и это отдельный вопрос. Что же касается хрущевской поры, то она (при всех ее собственных изломах) сдвинула с места весь ледник сталинизма. И тогда-то у советских людей возникли проблески в понимании того, что сталинизм — это полнейшая противоположность истинному добру. Сталинизм — антипод любой демократии. Потому-то в 50-е годы пошла борьба не за капитализм, как ныне, а за «социализм с человеческим лицом».
Такова непосредственно послесталинская сущность диссидентства (хотя уже и тогда были люди, которые вместо социальной справедливости выдвигали идею незыблемости тотального отчуждения).
Следовательно, ранняя позиция отечественных диссидентов (явных и скрытых) состояла в том, что подлинный социализм и как демократия должен быть выше буржуазного строя жизни. В этом дело! И как демократия — выше... Как правовая власть народа — выше.
Другой уж вопрос: возможно ли вообще это в обозримое для нас время? Социализм как цель не ставится под сомнение. Если честно и до конца, то социалистическая идея как идея никогда не умирала. Под разным названием в 50-е годы в СССР она тоже жила — в наиболее совестливых и чутких умах художественной и научной интеллигенции. Со временем она стала осознаваться и в сфере партийного и государственного аппарата. Пришла пора.
Затронула ли — и когда — она нас с тобой? Оба ведь были преуспевающими аппаратчиками.
Затронула! Но — все же с разной степенью отзывчивости на нее. Поскольку и я тоже начал приходить к реальному восприятию жизни после ознакомления с секретным хрущевским докладом, то допускаю, что, возможно, ты его понял раньше и глубже, чем я. И вообще, ты мог находиться в гораздо менее глубоком социальном сне.
И все же дело-то реально не в этом, а в том, каковы были сами поступки наши — в соотнесении их с нашей осведомленностью.
Так вот, с 1957 года, когда мы с тобой встретились, будучи аспирантами Академии общественных наук при ЦК КПСС, и до осени 1966 года, когда я был, при твоем исполнительском участии, изъят из аппарата ЦК (за фактический отказ проводить в сфере культуры абсурдную политику Брежнева и Суслова), — за эти годы я ни разу не слышал ни единого твоего слова ни на одном открытом обсуждении проблем... Поступков у тебя не было! Не было своего слова. А вместе с тем держалась в нашей среде точка зрения, что ты не просто умный, но и прогрессивно мыслящий человек. Откуда могло возникнуть это впечатление? Попробую разобраться.
Теперь я понял: ты — мастер бесед с глазу на глаз. Ведешь разговор, что называется, «с индивидуальным подходом»: говоришь каждому то, что он от тебя ждет... Или то, что заведомо должно произвести именно понятное впечатление. Я не слышал, чтобы ты когда-нибудь что-то и кому-то доказывал: спор требует преодолевать сопротивление, за тобой не водилось такого.
Такая твоя манера поведения особенно перспективна в общении с теми, от кого когда-либо зависела твоя судьба. В романе бы воспроизвести твои диалоги с М.Горбачевым в Канаде...
Ты мне с досадой как-то бросил: «Правильно все понимаешь, но как действуешь...» И махнул рукой. Если учесть, что говорилось сие уже после изгнания меня со служебной лестницы, то ясно: сокрушался ты тем, что я пренебрег внутрипартийной дипломатией, при наличии которой ведет себя честно только глупец или уж действительно искренне верящий (верующий) в идеалы. Случалось, был я тем и другим. Есть, однако, и третий вариант — цинизм. В нем некоторые соединяют любую прагматику. Ты — среди них. Любую...
Твоя деятельность, пусть ты тогда и мыслил прогрессивно, слишком долго и рассчитанно бесконфликтно сочеталась с реакционностью. Как показывает твоя карьера, на практике ты всегда соответствовал именно воле власти... Всегда. Всегда! Если бы КПСС удержалась в качестве руководящей силы, ты бы, я думаю, не только не выступил против тех, против кого ты в конце концов выступил, но мог бы и сам стать их Генеральным секретарем. Удержаться у руля — вот самоцель всякого подобного тебе политика. Удержаться. Не эгоцентриков среди политиков в нашей стране не случалось. Едва ли не национальная черта российского политика — это не уходить в отставку ни при каких обстоятельствах. Если, конечно, сама отставка не означает выдвижения все-таки вверх. Дальше я покажу на фактах, как ты до последнего момента продолжал утверждать «социалистическую идею», а в своих, для определенного времени тайных, текстах уже годы и годы ее беспощадно дискредитировал.... Об этом — в разделе о морали и нравственности, о которых ты пишешь и говоришь, демонстративно приняв позу духовника эпохи... Ты — в отличие от Макиавелли — дожил до своего часа.