Он раскраснелся и сжал губы, пристально глядя на медсестру. Но та выдержала взгляд и спокойно ответила:
— После пробуждения они подписывают документ о неразглашении. А вам, Дима, я бы посоветовала не повышать на меня голос. А то.
Она не договорила, сделала страшное лицо и провела большим пальцем по горлу. Дмитрий Сергеевич прыснул и поплелся в сторону лифта, надеясь, что в столовой осталось что-нибудь из съестного.
Павел Федорович каждые полчаса пытался дозвониться до Ярославы, но автоответчик неутомимо повторял: телефон абонента выключен. В конце концов он не выдержал и позвонил Ивану.
— Ванюша, ну что? Какие новости? — устало проговорил он и принялся массировать разболевшуюся коленку.
— Пока никаких. Другие дела решал, — спокойно ответил Иван. На заднем фоне играла музыка, слышались веселые голоса и смех.
— Не понял, — профессор выпрямился в кресле и перешел на крик. — Прошло два часа, а ты до сих пор не выяснил?!
Иван ответил не сразу, было слышно, как он удаляется от шумной компании. Вскоре тихим извиняющимся тоном ответил:
— Я перезвоню вам в течение получаса и всё подробно расскажу. У дочки сегодня день рождения. Не хотел пропустить, все-таки десять лет. Юбилей.
Профессор кинул телефон на стол так, что тот провалился между стопками книг и журналов.
— Лида, иди сюда!
Он подождал, прислушался, но каблучков секретаря не было слышно.
— Лида! — еще громче крикнул профессор. Но и на этот раз Лида не вбежала в кабинет.
— Это что, саботаж? — он встал и направился к двери, прихрамывая из-за больной коленки. Лиды на месте не оказалось. Он заглянул на кухню, в раздевалку и даже в туалет. Ни души.
Вдруг входная дверь резко открылась, и влетела раскрасневшаяся от мороза Лида.
— Ты где была в рабочее время? — напустился на нее профессор. — Один на празднике гуляет вместо работы. Вторая шляется неизвестно где. Уволю всех!
Испуганная Лида показала на пакет, который держала в руках.
— Вы же сами велели обед купить, — тихо сказала она. — Вот, принесла пюре с куриными котлетами и пирожки с повидлом.
Профессор выдохнул и поплелся обратно в кабинет. Возле двери, не оборачиваясь, бросил:
— Подогрей и принеси.
Лида скинула верхнюю одежду и побежала на кухню. Пока пюре с котлетами крутились в микроволновой печи, она вытирала слезы, набежавшие от обиды. У одинокой бездетной Лиды не было ничего дороже работы. Она первой приходила в НИИ, а уходила последней. Организация встреч, уход за престарелым профессором, ответ на телефонные звонки и даже пасьянс на компьютере составляли неотъемлемую часть жизни Лиды. Угроза увольнением сильно поколебала ее хрупкую нервную систему.
Павел Федорович сел в кресло и почувствовал, как сжалось сердце и к горлу подступил ком обиды. Из глаз потекли слезы.
— Эх, Лида-Лида.
Он со стоном встал и поплелся на кухню.
— Лидочка, прости меня, пожалуйста. Я не хотел тебя обидеть. Если честно, то очень испугался, что ты ушла навсегда. А я без тебя не могу.
Лида исподлобья посмотрела на виноватого профессора и счастливо улыбнулась.
— Обед сейчас принесу.
Павел Федорович улыбнулся в ответ и вернулся в кабинет.
— И зачем я это сделал, старый дурак! — хлопнул он рукой по столу. В сотый раз он винил себя за необдуманный поступок, за который теперь расплачивался. Несколько лет назад к пришла за помощью девушка. На первый взгляд она была просто сильным эмпатом: чувствовала эмоции других людей и глубоко сопереживала. Но эта особенность мешала ей жить и истощала нервную систему.
— Я не могу спокойно выйти из дома. Радостных и счастливых людей гораздо меньше, чем страдающих и обиженных. Домой прихожу вся в слезах. Мне советовали не обращать внимания и не вглядываться в лица, но дело не в этом. Я всем телом чувствую эмоции мимо проходящего человека, даже если не вижу его.
Исследования показали, что ритмы ее мозга отличаются от ритмов мозга обычного человека. Она однозначно обладала сверхспособностью. Прибор, созданный на основе электроэнцефалографа, считал эти ритмы, расшифровал и сохранил. Профессор признался девушке, что не сможет избавить ее от повышенной эмпатии, и выплатил большую компенсацию за возможность исследовать ее мозг.
Вместе со своей командой Павел Федорович сконструировал передатчик, который воздействовал на мозг человека изученными ритмами. Мозг запоминал и мог воспроизводить полученные данные. Профессор сам выступил в роли подопытного. Ему надели на голову силиконовый колпак со множеством мельчайших датчиков и подключили к прибору. Сначала он ничего не почувствовал и успел огорчиться, думая, что прибор неисправен. Мысли о том, что невозможно научить мозг излучать другие ритмы, не было. Он свято верил в непогрешимость своей теории. Через полчаса, когда он уже хотел стянуть колпак с головы, послышалось слабое жужжание. Павел Федорович ошарашенными глазами замахал рукой, чтобы сотрудники не смели выключать прибор. Через пять минут жужжание сменилось пульсацией, а затем чувством распирания. Профессор даже потрогал голову, потому что было ощущение, что череп расширился. Конечно, с черепом было все в порядке. Прошло ровно три минуты, и все ощущения пропали. Он подождал еще немного и снял колпак.