– А там и не знают. Я просто искал перемычки между мирами. А ближе всего, понятно, те миры, которые написаны одним автором.
– Ясно, – протянула я, хотя, если честно, особенно мне ничего ясно не было. – Что хоть за перемычки?
– Тонкие слои. Говоря простым языком, – тут в его голосе проскользнули язвительные нотки, – это там, где ты решила упростить себе задачу и слямзила какой-то событийный поворот или, скажем, местность из другой своей книжки.
– Вот оно что… и ничего я не лямзю… лямжу… тьфу ты! В общем, случается иногда у авторов, что они делают похожие описания. Детали какие-нибудь знакомые добавляют. Между прочим, иногда – специально!
– Случается, что персонажа из книги в книгу перекидывают, – закивал Ренрих. – Вот в таких случаях и появляются перемычки.
– Выходит, ты мог путешествовать только между теми мирами, которые получились из моих книг?
– Бывают и случайные соприкосновения. Когда идеи у разных авторов сильно совпадают. Или когда используют одних и тех же персонажей… фольклорных, например. Ну, или попросту списывают.
Я невольно покраснела под его взглядом.
– Эй, я ничего ни у кого не списываю! Даже стараюсь не читать книги, похожие по жанру на ту книгу, которую пишу. Чтобы невольно не перенять что-нибудь.
– Вот оно что, – повторил он мои же слова с таким хитрым видом, будто эти пояснения сами по себе уличали меня в том, что я «не чиста на руку». Вот ведь!..
– И как там, в Родерии? – спросила я.
– Феерично, – хмыкнул Ренрих. – Я бы там жить не смог.
– Почему же? Прекрасно вписался бы в качестве какого-нибудь некроманта или охотника!
– Даже не думай! – кажется, его, наконец, проняло. Я хитро усмехнулась.
– Посмотрим-посмотрим. Ничего не обещаю, история ведь должна быть настоящей. А разве настоящая история учитывает пожелания героев?
Ренрих явно собирался сказать что-то резкое, но почему-то не сказал. Шагнул ко мне, заглядывая в глаза так жадно, будто я ему пообещала невероятное.
– Ты серьезно? – спросил он тихо.
Я почему-то решила, что тоже стоит перейти на шепот. Вдруг филин подслушивает. Вот прямо сейчас сидит перед самой входной дверью, прислонившись к замочной скважине.
– Что? – также тихо спросила я.
– Про историю. Ты пишешь? – и столько бешеной, с трудом скрываемой надежды было в его вопросе, что я невольно поежилась. Ренрих вел себя так, будто от этой злосчастной истории зависела его жизнь.
Наверное, в какой-то мере это действительно было так. Не вечно же ему куковать в этом лесу. С котом, филином и дятлом. Ну и со мной, появляющейся и исчезающей. Наверное, для него я сама была как сказочный персонаж какой-нибудь.
– Я ничего не обещаю, – повторила я.
– И не надо, – кивнул Ренрих. – Спасибо.
Я действительно начала писать историю, которую пыталась связать с Ренрихом. Но все было «не то», события развивались «не так». Ренрих, зараза такая, никак не желал умещаться в рамки нового мира. Быть может, все дело было в том, что я помнила об уже совершенных ошибках. И о том, что Ренриху дважды пришлось покинуть те миры, в которых он должен был бы жить и вообще не знать о существовании автора.
Зато полным-полно появилось новых идей, которые ну никак нельзя было связать с упрямым отрицательным героем, который сидел в хижине, ожидая, когда же его, наконец, пошлют… за приключениями, да.
Я, разумеется, подумала о том, что, может быть, где-то есть автор, который пишет обо мне, и как я мучаюсь, пытаясь помочь Ренриху. Эта мысль казалась поначалу смешной, потом как-то не очень. В конце концов, я пришла к выводу, что идея уже не оригинальная, так что, если какой-то автор имеется – остается ему только посочувствовать. Интрига непонятная, действие развивается путано, реальности – воображаемая и виртуальная – как-то уж очень плохо сочетаются, будто два разных произведения… В общем, да ну, на фиг! Не отвлекаемся, занимаемся серьезными вещами. Человека спасаем, вот.
В конце концов, Ренрих – максималист. Как дитя малое: ему бы все и сразу! И желательно – сразу всего побольше… Вот он и затребовал целую книгу. Но ведь главное что? Привязать его к новому миру. Нужна хорошая завязка. Или рассказ. Небольшой, но тоже… хороший.
И текст понемногу увеличивался, строка за строкой, знак за знаком. Я пыталась представить себе эти строки в виде лестницы, по которой Ренрих выберется из того болота, в котором очутился. Но мне все больше казалось, что это растет штакетник…
Привязалась я к нему, что ли? Или к этим нашим разговорам.
Просто я подумала, что, должно быть, Ренрих был прав: я «застряла». В быту, в своих отношениях с Иваном, в потаканиях Валиным капризам.