Отчего-то я не решилась поделиться с Ренрихом своими мыслями. Вместо этого спросила:
– У этого рецепта тоже есть номер?
– Конечно! Тысяча девяносто три. «Кофе на молоке по-варшавски». На одну порцию – восемь грамм кофе и два грамма цикория.
– Нелегко тебе пришлось, отмерял-то наверняка точно.
– Хм… твоя ирония подсказывает, что отступление от рецепта не ведет к фатальным последствиям, – с преувеличенной серьезностью протянул Ренрих. Мол, роз уж пришлось выполнять незнакомые функции, так он собирается освоить все детально, въедливо… Не думаю, что сослуживцам он нравился бы, помни они Ренриха. С его характером еще и педантичен до занудства. Ужас и кошмар!
Я засмеялась своим мыслям.
– Что? – спросил Ренрих. Он накинул мне на плечи плед. Мы уселись прямо на крыльце.
– Да так… а тебе не холодно?
– Ты тут когда-нибудь мерзла? В принципе, я мог не тратиться и на обувь.
Тучи разошлись, Луна решила присоединиться к нашей компании. Дымокот прижался ко мне с одного бока, с другого сидел Ренрих. Так мы и пили кофе, глядя на звезды. В такие моменты ведь принято говорить о возвышенном. Наверное, потому все и начинают обсуждать созвездия.
– Ренрих, – тихо попросила я, – признайся, ты же видел этот злосчастный пролог?
– Откуда? – также тихо спросил он. Я посмотрела на филина, который, кажется, спал на своем насесте. Ренрих бросил взгляд на наблюдателя. Небрежный такой…
– Когда ты появился, говорил сплошные глупости. Очень пафосно и неправдоподобно. И думал, что я тебя быстрее узнаю. Твои слова, не мои.
– Ну… глупость сделал, согласен, – неожиданно покаялся мужчина. Я взглянула на него, ожидая увидеть усмешку. Ренрих смотрел куда-то во тьму леса, начинавшуюся сразу за оградой…
– Так видел или нет?
– Нет. Но я читал твою первую книгу и, уж поверь, пафоса там тоже достаточно.
– Эй! Ты сейчас с автором, между прочим, разговариваешь! Не так уж там все и страшно!
– Ну, я прикинул, как бы ты могла писать, будь еще моложе и глупее, – протянул Ренрих. Я не выдержала и пихнула его в бок. Мужчина дернулся, хотя тычок был не таким уж сильным. Остатки кофе выплеснулись на снег.
– Ренрих, что? – всполошилась я. – Опять?!
– Все нормально, – сказал он спокойно. Слишком спокойно, поняла я. И ни на мгновение не поверила.
– У тебя все еще приступы?
Но почему?! Ведь книга пишется. Неужели есть какое-то скрытое условие? Определенный объем, меньше которого написать нельзя, иначе мир не начнет функционировать вообще?
Или история, которую я придумала, оказалась «ненастоящей»?
Я вспомнила, как пожалела о том, что по сюжету появилась подруга. Она, конечно, еще не появилась в самой книге, но… всего на мгновение, ознаменованное поцелуем, я испытала сожаление. Сойдет ли это за авторское разочарование в книге?
Я уже стояла перед Ренрихом, сжимая свою кружку так, что она вот-вот должна была лопнуть. Мужчина вздохнул, тоже поднялся. Подобрал плед, который сполз с меня в снег. Аккуратно укутал меня снова.
– Просто не хотел тебя расстраивать. В том неполноценном мире, который связан с прологом, я говорил кое-с-кем. Манера речи оказалась запоминающаяся. Вот и все. Надо было сказать сразу. Только зря напугал.
Я с тревогой вглядывалась в его лицо, пытаясь понять, лжет ли он мне на этот раз. Ренрих не выдержал первый и отвел взгляд.
– Знаешь, – проговорила я, – ты настоящий. Несмотря на то, что о тебе в книге всего три абзаца. Может быть, я когда-то и придумала Ренриха, но тот человек, который сейчас передо мной, стал таким, какой он есть, потому что чего-то добивался в жизни, к чему-то стремился. А вовсе не потому, что того требовал сюжет. Ты уже давно от меня не зависишь.
Он усмехнулся. Может быть, получилось неуклюже, но я ведь похвалить хотела!
– Замечательная ночь, – заметил Ренрих. – Я рад, что мы с тобой вот так поговорили. Что я тебя нашел.
– Пока еще рано радоваться, – напомнила я. – Ты ведь не знаешь сюжета.
– Да, – согласился Ренрих, нисколько не разочарованный. – Пока не знаю.
Он улыбнулся очень-очень тепло. Так, что мне захотелось вернуться к поцелуям. Ну, автор я, и что? Мало ли, что мне снится!
На этой мысли я проснулась.
Ошалело уставилась на телефон, наигрывающий бодрую мелодию, установленную на будильник.
Однако… Поздравляю вас с эротическим сном, Виктория Романовна!
Хотя какой он там эротический. Шестнадцать плюс с натяжечкой. И то лишь потому, что Ренрих, кажется, был готов к продолжению.
В хижине я не была уже трое суток. Не беспокоилась бы, но подходил срок, поставленный Ренрихом. Завал на работе потихоньку заканчивался, я писала текст по вечерам, прислушиваясь к завываниям вьюги.