Субъектность сразу же ставит вопрос о телесных и интеллектуальных границах. Одни из ключевых слов здесь — «обесценивание» и, разумеется, «травма». Если человек чувствителен к обесцениванию, то любой намек на него вызывает травму.
Мы наблюдаем, к примеру, что та же молодежь достаточно сложно переживает пандемию: она чувствительна к испытаниям и наиболее готова реагировать на требования контроля и безопасности. Вопросы здоровья, экологии, субъектности, личной агентности и права на изменение очень важны для них, и если что-то или кто-то мешает и не признает этих вещей, то они переживают это крайне болезненно.
Анна Край, преподаватель департамента психологии НИУ ВШЭ; практикующий психолог. Соавтор книги «Домашнее насилие. Так будет не всегда»:
— Я не только преподаю студентам-психологам, но и веду дисциплины общего цикла у информатиков, историков и других. И все знают, что такое биполярное расстройство, по крайней мере, представляют, что у него две стадии; все знают, что депрессия — болезнь, а не просто лень или что-то еще. Очевидно, что психологическое просвещение сильно включилось в жизнь общества. Это хороший и здоровый признак: люди с большим вниманием относятся к себе, но, конечно, есть сложности, которые могут быть с этим связаны.
Мне кажется, что психологи, психиатры и психотерапевты наконец-то научились рассказывать о своей работе, и мы видим, что множество сериалов и бестселлеров содержат образы таких экспертов. Возможно, поэтому люди действительно начали вникать в тонкости этой сферы. Я поступала на факультет психологии МГУ в 2010 году, и тогда никто не говорил о биполярном расстройстве, гендерной идентичности, трансгендерности — ни о чем из этого. Сегодня же Wonderzine, «Медуза» и плюс-минус другие СМИ обращаются к психологам как к специалистам по данным темам.
Психологи стали правильно рассказывать о таких явлениях, а люди осознали, что тратить деньги на себя и собственный комфорт — это точно так же, как тратить деньги на визит к врачу, новую машину или дом.
Почему содержание
«новой этики» — предмет споров?
Оксана Мороз, доцент департамента медиа НИУ ВШЭ; кандидат культурологии. Автор «Блога злобного культуролога»:
— Ответ на этот вопрос очень простой. Негатив возникает как реакция на захват публичного поля и попытку объяснить всем и вся, что то, как некоторые жили раньше, как они пытаются жить теперь и как это мотивируют, — все неправильно, все неверно: «Вы никогда не вглядывались в отношения власти; вы никогда не чекали свои привилегии; вы никогда не брали на себя труд подумать, что такое насилие и какое оно множественное; вы никогда не задумывались, что нужно защищать границы другого, избегать триггеров, быть внимательными к чувствительности остальных людей». Это не про поколения, а про носителей определенного подхода и взгляда: сейчас, значит, придем мы, и после этого все изменится.
Такое неприятно переживать, потому что люди как-то жили и живут, у них есть представления о нормах, о том, что принято и не принято в публичном пространстве. Например, не принято рассказывать, что ты пережил опыт насилия; не принято делиться тем, что ты чувствуешь; не принято выставлять себя в слабой позиции; не принято делиться тем, что у тебя депрессия или БАР [биполярное аффективное расстройство. — Прим. ред.].
Вот так это было устроено. Теперь приходят те, кто говорит: «Подождите, подождите секундочку, а как я не расскажу про депрессию, если у меня реально есть моменты, когда я не могу нормально работать? Мне нужен специальный график и человек, который все понимает, которому можно позвонить и сказать: „Слушай, у меня паническая атака“. И он скажет: „Окей, я тебя страхую, не парься“». Конечно же, нужно делать так, потому что этика рабочих контактов предполагает, что я никого не подвожу, а окружающие понимают, какие у меня особенности и почему я обсуждаю их с ними. Это не про слабость, а про выстраивание доверительных отношений.
Однако первый тип людей считает, что все это странно звучит, потому как ты рассказываешь другим о своих интимных проблемах. А второй тип, наоборот, убежден, что должна быть история об открытости, о коммуникации и горизонтальных связях, ведь это важно. Для первых риторика вторых выглядит очень мягкой, но в то же время завоевательной, так как мы полностью меняем логику позиционирования личности. Есть прежние образы стального супергероя и «человека-успеха», которые никогда не устают, и сейчас они, например, хуже продаются среди определенной аудитории, нежели образ хрупкого человека, умеющего беречь себя и других.