Ярослав и Горячев приблизились к столу. Именно приблизились, а не подошли. Иван Александрович вполне благосклонно пригласил:
— Садитесь.
Они уселись у дальнего конца стола для заседаний, приставленного торцом к письменному. Очевидно, сцена приема была подготовлена заранее. У этого стола только и стояло два стула, остальные были отставлены к стене. Получилось, что им заранее приготовили места для подсудимых. Не хватало только стражей с обнаженными шашками.
Ярослав разглядел на столе перед Иваном Александровичем три их заявления, прижатые бронзовым пресс-папье, экземпляр статьи об эксперименте, который был послан академику еще без подписей, и тихонько толкнул Алексея ногой. Алексей вздрогнул.
— Ну-с, молодые люди, что это за история с бегством из науки? — спросил Иван Александрович, быстро оглядев лица «подсудимых». Возможно, весь ритуал беседы был разработан заранее, и организаторы надеялись, что «молодые люди» сразу упадут на колени. Но Ярослав спокойно улыбнулся и посоветовал:
— А вы спросите у Михаила Борисовича…
И Горячев простодушно подтвердил:
— Да, это все Михаил Борисович устроил…
Академик нахмурился, зло посмотрел на Красова. Тот выдержал взгляд, однако маска благодушия и спокойствия начала сползать с его лица.
— С Михаилом Борисовичем я еще поговорю! — грозно сказал Гиреев. — А вот вы попробуйте объяснить, на что рассчитывали, подсовывая свои заявления. Что институт развалится? Что руководство побежит к вам упрашивать: «Ах, голубчики, останьтесь!»
— Но вы же этим и занимаетесь, Иван Александрович! — холодно сказал Ярослав.
И академик словно поперхнулся.
— Смотрите, Чудаков еще иронизирует! — возвысил голос Михаил Борисович, но академик метнул такой огневой взгляд, что он сразу же умолк.
— Что же вам не понравилось в моем институте? — спросил Гиреев после паузы.
— Нам не нравится в нашем институте то, что он утерял свои старые традиции, — проговорил Алексей.
— Ого, у вас, Горячев, тоже прорезался голос? — насмешливо сказал Гиреев. — А мне вы всегда казались молчальником! Какие же традиции утеряны в в а ш е м институте? — отчетливо подчеркнул он.
— Я просмотрел все «Вестники» института со дня его создания, — угрюмо сказал Алексей, уязвленный насмешкой академика. — Тогда и вы, Иван Александрович, были молоды… Но, думаю, вас называли «молодым» без презрительной интонации! В «Вестнике» института печатались рядом студенты, аспиранты, руководители лабораторий, члены-корреспонденты и академики… И каждый из них работал на науку, а не на чужого дядю, чего с такой последовательностью добивается сегодня Михаил Борисович Красов. Лично я благодарен Михаилу Борисовичу: он когда-то пригласил меня в институт. Но вот что странно: благородные традиции заботы о науке, которые отчетливо проявились в институте в довоенные еще годы, теперь, после всех перемен в жизни, когда снова высоко ценится достоинство человека, в в а ш е м институте, Иван Александрович, забыты начисто. Ведь вот привыкли же вы, Иван Александрович, считать институт с в о и м? А Михаил Борисович пошел дальше: он считает с в о и м и чужие работы, чужие замыслы, даже чужие таланты…
— Как вы смеете! — воскликнул Красов.
— Продолжайте! — сказал академик.
— Я высказал все! — ответил Алексей.
— Нет, вам еще придется повторить ваши высказывания в другом месте! — со странной смесью угрозы и страха пробормотал заместитель Гиреева. — Вам еще покажут, как клеветать на авторитетных руководителей…
— А, да прекратите вы вашу демагогию! — сказал Гиреев, и заместитель сразу умолк. — Продолжайте, Горячев!
— Все очень просто, Иван Александрович, — с легкой усмешкой заметил Чудаков. — Мы не хотим везти на своем горбу в рай придурков от науки вроде Крохмалева или Подобнова. А они дороги нашему уважаемому Шефу как память о прошлом или как родительское благословение…
— Иван Александрович, остановите этот поток оскорблений! — вдруг тоненько, каким-то сорвавшимся голосом воскликнул Красов.
— Успокойтесь, Михаил Борисович! — Академик поднял руку. — А вы помните, молодые люди, о преемственности в науке? Крохмалев и Подобнов начали раньше вас…
— Но не сделали сами ничего! — отчетливо и безжалостно проговорил Ярослав. И так же безжалостно добавил: — Как, впрочем, и сам Михаил Борисович, пусть он меня извинит. Я из интереса только что просмотрел все последние его труды. Это всего лишь популяризация чужих идей или подпись под чужими работами, которую Михаил Борисович скромно называет «соавторством».