— Да все этот золотнишник длинношеий! Чтоб ему земля стала пухом!
Не к месту сказанное присловье рассмешило Чеботарева, да и Лундин, видать, успокоился, сказал сухо:
— Ну, он от роду пугливый. Матка пустым мешком по башке стукнула.
Но провожатый все шептал, делая страшные глаза:
— Не говори! На что-то решился, если шел тайно!
В это время Колыванов, уже издалека, позвал Чеботарева, и конца разговора он не слышал.
Провожатый отстал наконец, теперь они были наедине с лесом.
Сама по себе рекогносцировочная эта разведка была нетрудной. Колыванов нивелировал и зарисовывал кроки только в особо сложных местах, где для будущей железной дороги пришлось бы искать длинные, кривые подходы, рыть шурфы, чтобы определить плотность пород. Но главную работу должны делать рабочие отставшей группы, — они и задержались-то из-за сложности этого дела. Группа Колыванова обязана была начерно проложить трассу по кратчайшему направлению. Хотя давно известно правило, что кратчайшее направление есть прямая между двумя точками, в железнодорожном строительстве это не всегда оправдывается. В действие вступают время и деньги. Барышев, например, предложил такую трассу, что она удлиняла будущую дорогу почти на сто километров и удорожала строительство на сорок миллионов, однако выбрал он самый легкий, по его мнению, для строителей вариант. А Колыванов утверждал, что его удешевленный вариант ничуть не труднее. Вот и придется теперь им четверым прошагать этот путь своими ногами, поскольку никаких дорог тут пока для них не построили…
Лундин споро шагал вперед и скоро обогнал Чеботарева. Но Чеботарев видел, что охотник куда пристальнее приглядывается к редким следам человека в парме. А человек и в этой богом забытой местности все-таки бывал. О том говорили следы, вроде затеса на лиственнице или срубленного дерева, и следы, приметные одному Лундину. Впрочем, Лундин свои открытия не таил. Только на прямой вопрос Чеботарева, выждавшего, когда старик кончит затесывать мету, и поинтересовавшегося: «Что это за волчище, о котором вы с провожатым говорили?» — нехотя ответил:
— Мало ли в лесу волков ходит!
Однако малость погодя сам же Лундин попросил, если кто завидит приметный признак, оставленный прохожим в лесу, немедля на этот признак указывать…
После этого оказалось, что не один Лундин видит в лесу самые разнообразные следы человека. Проходил час, другой, и вдруг то Колыванов, то Чеботарев, то даже и замученная трудной дорогой Баженова восклицали:
— Затес на лиственнице!
— Надломленная ветка!
— Чумпель у родника!
Чумпель — так называл Лундин встречавшиеся у родников искусно свитые из бересты рога для питья. Пить из них было вкусно. В них набирали ягоды. При нужде в них можно было даже чай кипятить, только не на огне, а раскаленными камешками. Правда, такой нужды не было, но Чеботареву, да и Екатерине Андреевне нравились эти нехитрые посудины.
Лундин неторопливо подходил, объяснял: ветку надломил охотник, шел с грузом, видно, в свою избушку. Затес на лиственнице оставил геолог, еще в прошлом году; сколотое место на дереве затекло смолой, лиственница долго не темнеет, затес виден издалека. А вот эту замету вроде тамги, две зарубки под углом, похожие на рога молодого оленя, оставили остяки, значат они, что неподалеку есть ягельник. Но при виде иной заметы Лундин хмурился и отмалчивался от вопросов.
Екатерина Андреевна шла как-то обреченно. Она делала все, что полагалось по распорядку, но не было в ней того упорства, какое замечал Чеботарев раньше. Казалось, что она оставила что-то на кордоне и до сих пор тоскует по этому утраченному.
Порой Чеботарев замечал, что она странно смотрит на Колыванова. Да и Колыванов, по-видимому, замечал эти взгляды. Он вдруг начинал хмуриться, а то вставал и уходил от костра. В пути они шли цепочкой, у каждого было много забот, только на привалах можно было о чем-то подумать, что-то заприметить.
Впрочем, Чеботарев относил эти взгляды к тому, что Баженова чужой у них человек. Наверно, думал он, не согласна с Борисом Петровичем, вот и топорщится! И снова сердился на Баженову…
Однако Екатерина Андреевна ничем не показывала своего недовольства.
Попытался было Чеботарев поговорить об этом с начальником, но Колыванов коротко обрезал его:
— Не твое это дело, Василий! Спор наш, мы его и рассудим!
Сначала казалось, что короткий отдых на кордоне не только вернул силы, но и утроил, а то и учетверил их. В первый после отдыха день они прошли восемнадцать километров. Но уже назавтра стало труднее, а третий день будто вконец вымотал их. И они скоро вернулись к тому состоянию утомления, когда только воля и долг помогают человеку жить и работать.