— Ничего я не углядел, — с досадой ответил старик. — Некому тут больше шастать, вот и вся наука. Мои ушли вперед, отсталые придут еще не завтра…
— Это точно, — согласился Леонов. И вдруг с недоумением спросил: — А чего ж ты тогда меня не испугался? Ведь один, да еще и безногий!
— А чего мне тебя бояться? — презрительно ответил охотник. — Хотя и говорят, что ты волк, да ведь и волки только стаей нападают. А ты волк-одиночка, где уж тебе нападать! Хоть бы самому-то ухорониться!
— Вишь ты, как точно все расписал! — с завистливым восхищением воскликнул Леонов. — Все так, все так! — подтвердил он тем же завистливым тоном. — И верно, спрятаться от вас, открывателей, негде! Вишь, куда забрались, прямо в мои дебри! — В последних его словах таилась настоящая злость, но Лундин не обратил внимания на это, сказал спокойно:
— Ты тут не царь, а разве что псарь, есть и на тебя управа!
Они переговаривались этими враждебными словами, но в то же время закурили из кисета Лундина вместе, потом Леонов подлил воды в котелок, вынул из-за пояса тетерку, подбитую где-то в пути, сунул ее вместе с перьями в угли, только, не смиряя злобу, напомнил:
— Уж и обыскал, даже соли не оставил!
— Чужая была, вот и отобрал! — ответил старик.
Потом они по-братски разделили тетерку пополам, Лундин дал щепотку соли. Выпили пахучего чая, Лундин расколол пополам кусочек сахара, опять закурили из кисета Лундина, поговорили о погоде, об урожае кедровых шишек в лесу, — можно и ими на случай беды прокормиться, — но все эти разговоры были вроде присказки перед самой сказкой. Серьезного разговора, того самого, который был им нужен, ни тот, ни другой не начинали.
— Что ж ни о чем не спросишь? — не выдержал наконец Леонов.
— А о чем спрашивать? — лениво сказал охотник.
— Ну о том, к примеру, почему по твоему следу иду? — все больше сердясь, буркнул Леонов.
— А волк на зиму глядя тоже к людям жмется! — усмехнулся старик.
— Нет, ты спроси, почему я тут всех вас не пострелял? — уже совсем злобно спросил Леонов.
— Охолонь малость! — сухо сказал Лундин. — Потому и не пострелял, что боишься. Вернешься, а тебя спросят: «Куда это, голубчик, экспедиция пропала, когда ты в парме был?» Да и слишком нас много, парень, где уж тебе с нами справиться! Ну выследил бы меня, прирезал сонного, а что ты с другими сделаешь? А позади Иванцов, инженер, с рабочими идет… Это как? Вот и вертишься, как щука на сковородке… Одного только не пойму, — тут старик задумчиво поглядел на Леонова, — почему ты в город не подался, а за нами тащишься? Я ведь тебе туда дорогу не заказывал…
— А, все-таки проняло! — Леонов ехидно хохотнул. — Вот тут-то ты и попался! И ни за что не угадаешь! На то я и волк, чтобы по человечьим следам красться, если уж ты меня волком считаешь! А зачем волк по следу крадется, да еще по самому опасному, в том ты ничего не смыслишь!
— Где уж мне, — миролюбиво ответил Лундин. — Я ведь человек, мне волчьи повадки не все понятны, да и нужды знать их особой нету. Сам понимаешь, волков не очень щадят, постреливают, так что, может, еще и на нашем веку их совсем не будет… Разве где в зоологическом саду оставят на посмотрение. Так ведь сады эти решетками огорожены, все равно что тюрьмы. Сам в области видел. Там волки людям не опасны…
— Вон, значит, как ты рассуждаешь! — разочарованный чем-то, хмуро сказал Леонов.
— Да уж так, как человеку положено! — с тонкой насмешкой ответил охотник.
— А хочешь, я тебе расскажу как на духу? — вдруг выпалил золотнишник. — Глядишь, тебе и помирать легче будет, когда морозцы ударят покрепче и еды не хватит. Я ведь примечаю, что тебе больше пяти ден не продержаться…
— Расскажи, расскажи, — насмешливо ответил охотник, хотя губы у него и дрогнули.
Однако рассерженный Леонов не приметил этого подергивания, которого так ждал, и еще больше разъярился:
— А вот и расскажу! Иду я за вами именно по той причине, чтобы меня не спросили в городе: а где, товарищ Леонов, наша экспедиция? И хотя парма большая, все равно на меня коситься станут, пусть бы я и в глаза вас не видал. А мое дело такое, что подозрение мне не только обидно, а и опасно, потому как у меня на поясе килограммов этак с пяток чистого золота, а в области ждет меня человек, который за это золото отвалит за милую душу по двадцатке за грамм! Вот и считай, выгодно ли мне сейчас в город соваться? Тем более что я не знаю, — может, этот паршивец Колыванов или тот целинник оставили где записку Иванцову, что, мол, ограбил нас гражданин Леонов, считайте его виновным в нашей смерти! Ну, а Иванцов сейчас человека на лошадь и — гони в город! Тут мне и выйдет осечка во всех желаниях! А желаний у меня аккурат на сто тысяч рубликов накопилось!