— Плимут несколько не по пути. Зачем он приходил?
— Кажется, викарий Роундхей позвонил ему и рассказал о Тредженнисах. И тот, не помня себя, сел в первый же поезд, чтоб приехать. В полиции с ним были не слишком любезны, ничего ему не ответив толком, и викарий благоразумно упомянул, что и я расследовал дело. — Шерлок отломил немножечко хлеба и отправил в рот. — Говорит, друг семьи.
— Примчаться из Плимута по железной дороге, успеть побывать в участке и добраться до нас, хоть и двух еще не было? — спросил Джон.
Шерлок посмотрел на него, в глазах его были искорки – мы-то знаем, что в действительности здесь происходит, – что на сей раз было абсолютно и безусловно верным.
— Скольким друзьям семьи викарий звонит среди ночи?
— Только очень, очень близким друзьям.
— Вот и наша недостающая часть – отсутствующий мотив. — Он отрезал кусочек сосиски – только чтоб прожевать, – вытирая хлебом оставшийся сок, как делал, когда был голоден. — Семейная ссора была, весьма очевидно, из-за наследства. Старый дом, где три брата и их сестра живут вместе, но без родителей? Те, выходит, оба умерли, оставив всё своим детям, чтобы разделить и деньги, и дом, идущий, конечно, вместе с наследуемой землей. Мортимер не остаётся со всеми, но и не уезжает из города, вероятно, не доверяя им деньги, которые, он полагает, ему причитаются. Тем не менее, до сих пор этого было недостаточно для него, чтоб убить. Возможно, орудие убийства, каким бы оно ни было, он получил в свои руки лишь теперь, и уверился, что при этом всё сойдет ему с рук, но всё же должно быть еще что-то, что, наконец, подтолкнуло бы его к этому. Ты видел дом, но, возможно, не заглянул в окно, как я. Там старинная мебель. Фамильный фарфор. Эти люди не тратили состояние на плазменные телевизоры и прочие вещи, что теперь олицетворяют богатство. И я склонен думать, что это был Мортимер, кто хотел современной роскоши, в чем ему отказывали более сентиментальные братья с сестрой. Так что же могло угрожать большой тратой денег, что иначе пополнили бы его карманы, что связывало двух братьев, сестру, викария Роундхея и мистера Стерндейла?
— Свадьба, — сказал Джон, достаточно зная о заставляющих ужаснуться расходах в подобных случаях.
Шерлок кивнул.
— Совершенно верно. И неважно, было то днем или ночью, но викарий, конечно, сообщил бы жениху печальные новости, не позволив, чтобы тот услышал о них от полиции или узнал в новостях.
— Так ты думаешь, что Леон Стерндейл собирался жениться на Бренде Тредженнис.
— Да. — Улыбка Шерлока была положительно неуместной.
Джон почти покончил с обедом, доедая последний ломтик хлеба с маслом.
— Это всё еще не объясняет, каким образом Мортимер смог убить сестру и свести с ума братьев, — напомнил доктор, пытаясь не принимать во внимание дьявольское удовлетворение друга.
Шерлок чуточку закатил глаза.
— В каждом деле есть не только загадка, Джон. Может быть столь же важно понять, почему кто-то сделал что-то, как и то, чтобы выяснить, как он это проделал.
— Ты действительно считаешь, что для вынесения приговора мотив столь же важен, как способ? — спросил Джон, ощупывая под массивным деревянным столом разодранную кожу левого кулака.
Детектив поднялся, не всё еще прожевав, отошел от стола и направился к лестнице.
— Только в случае преступления, — сказал он, оставляя свою тарелку и всё остальное для Джона, чтоб убрать, и отступил в свою комнату.
*
О том, что Мортимер Тредженнис был убит, они узнали на следующий день, рано утром. Шерлок счел удачей, что несчастный викарий позвонил сначала им по установленному в коттедже телефону, а потом уже сообщил властям. Кое-как обувшись, Шерлок кинулся со всех ног к машине и влетел в «Ленд-Ровер» еще до того, как Джон закончил говорить с викарием, поставив телефон зарядиться. Шерлок ждал снаружи, нетерпеливо сигналя, и Джон просто вывалился из двери, причем на руке его висело больше одежды, чем было надето.
Они были больше чем на полпути к деревушке, мчась, словно безумные, по дороге, когда Джон осознал, наконец, что надел свой свитер на с грехом пополам застегнутую рубашку. И, подумав об этом, решил, что вообще-то не хотел бы быть снова в машине с Шерлоком, выглядевшим счастливым до неприличия из-за смерти того, с кем они говорили лишь накануне. Хотя это было все-таки лучше альтернативы. Дело значило отвлечение от того, в чем Джон больше совсем не хотел копаться, – во всяком случае, не сейчас. И какая-то часть его никогда себе не простила бы, если б он пропустил их последнее дело, последний шанс найти что-то хорошее, что еще оставалось у них.
После тягостно прошедшего дня, проведенного, главным образом, избегая друг друга, и такого же вечера, Джон отчасти был впечатлен тем, что Шерлок вообще подумал о нем, не забыв его подождать. Тот определенно не помнил, как вести машину.
— Если ты в кого-нибудь врежешься, богом клянусь…
— Единственное, во что можно врезаться в такой час, это собака. Налево. — Он резко вывернул руль, и Джон напрягся, упершись руками в крышу, пока Шерлок выходил из виража на очередную прямую.
— Собаки тоже считаются. Собак мы не переезжаем.
— Собаки должны быть на поводках. Еще раз налево.
— Это тебя, черт возьми, надо на поводке держать. — Джон опять напрягся, и его нога, наконец, проскользнула мимо «язычка» в ботинок, пока он пытался удержать равновесие. — Шерлок! Мы не сможем ничего расследовать, если оба будем мертвы!
— Тогда советую тебе не умирать, — сказал тот со спокойствием и рациональностью, достойными священнослужителя.
Джон был рад, что в самой деревушке тот вернулся к чему-то более приемлемому, сигналя и притормаживая, когда требуется, и больше не вызывая тяжелых сомнений в том, что способен вести машину лучше него. Тем не менее, до дома викария они добрались в рекордно короткие сроки. Джон как раз завязал шнурки на ботинках, когда Шерлок, почти забыв поставить машину на тормоз, выскочил из «Ленд-Ровера» и понесся к месту недавнего преступления – так сказать, по свежим следам. Как ребенок, встречающий Рождество. Джон вытащил ключи из замка зажигания, забрав их с собой, и последовал за детективом, но более медленно.
Викарий был безутешен. Джон заставил его побыть в другой комнате, пока Шерлок танцевал вокруг тела, сидящего у камина; черты мертвеца искажала гримаса ужаса. Джон мало что мог разобрать из дверного проема, но все движения Шерлока ему были прекрасно видны. Что-то, безусловно, привлекло внимание детектива. По крайней мере, их выматывающая поездка сюда не была пустой тратой времени.
— Это – сам Люцифер! — твердил, плача, викарий, его руки дрожали на стакане воды, что вручил ему Джон. — Он такой же, каким описал его мистер Портер!
Джон, сидевший в кресле напротив, подался вперед, поглядывая на Шерлока и пытаясь одновременно успокоить своего пациента.
— Я знаю, поначалу всё кажется сверхъестественным, но, поверьте мне, это сделано человеком, не духом. Мы с такого рода вещами неоднократно сталкивались. Так что успокойтесь, пожалуйста, и дышите глубже, вот так, хорошо? — Он показал нужный ритм – вдох-выдох. — Хорошо. Теперь выпейте и продолжайте дышать, пока не почувствуете, что в состоянии говорить.
Викарий кивнул, его нервы были всё еще напряжены, но он слепо повиновался доктору.
— Я… я спустился. Открыл дверь. А он там… с-с-сидел… вот так. Клянусь вам, я в-видел… Господи, спаси нас, я видел дьявола, стоящего возле него… так же ясно, как теперь вижу вас. — Он поник головой; его лоб покрывали капельки пота. — Я бросился распахнуть окно, чтоб позвать на помощь, но от ужаса, господи, ни звука не мог издать. И когда повернулся назад, чтоб взглянуть… он исчез… Ушел. Бесшумно, бесследно. Я… я не сошел с ума, доктор Уотсон. Клянусь вам, я в здравом рассудке, и знаю, что видел, когда открыл эту дверь.
Джон кивнул, не будучи тем, кто открыто назвал бы человека безумцем.
— Сознание играет порой удивительные уловки, — сказал он, краем глаза заметив, как позади него Шерлок наклонился к камину; детектив был спиной к ним, хотя можно было заметить, как тот, выпрямляясь, убирает в карман какой-то конверт. — Просто продолжайте дышать, как я показал вам, и вы почувствуете себя лучше.