Не на этот раз. Независимо от того, чем всё это должно закончиться. Никаких отвлечений, увиливаний, никаких отступлений, пока не перестало болеть. Они должны были сесть, и бороться с этим, и победить, и если для этого нужно, чтоб он плакал, то пусть будет так. Было немного вещей во всей его жизни, которые стоили пролитых слез, и Шерлок был там в первых строках. Джон опустил голову, дыша, пока дрожь в руке не утихла, позволяя прохладному воздуху успокоить его пылавшую голову, изгоняя собственный эгоизм, что занят был лишь собой. Нет. Надо действовать. Не еще одна попытка, но попытка. Успех. Или провал. Глубоко вздохнув и подумав об этом, Джон вернулся к их дому и вошел.
Афганистан или Ирак?
Накатило внезапное головокружение, обострившее до болезненности все чувства. Всё казалось ярким – слишком ярким, – а идти было трудно среди движущихся песков. Откуда пустыня в их доме?.. Во рту пересохло, он услышал крики. Бомбы, господи, бомбы! Он упал, прикрывая голову, слыша, как сирены становятся громче, а люди вдали кричали, когда металл столкнулся с металлом в катастрофических взрывах. Где был Шерлок во всем этом хаосе?!
Он поднял глаза на мгновение, глядя из-под руки, сквозь песчаную бурю, бушевавшую возле Бартса. Кровь стекала потоками из разбитой головы, заполняя трещины в камне, уходя в дренажные трубы. Он кричал. И Шерлок кричал. Джон в военной форме полз по пескам, купаясь в крови, к разбитому телу на улице, пытаясь схватить и стащить его вниз, туда, где бомбы его не настигнут. Шерлок отбивался, но Джон всегда был сильнее. Он схватил его за шею одной рукой, перетащив назад, к их военной базе. Если бы он смог пробраться туда, у них был бы шанс выжить. Он мог видеть дверь, их спасение. Шерлок укусил его за руку, царапался и отчаянно вырывался, но Джон лишь держал его крепче. Дверь была уже рядом. Там, за нею, были безопасность, помощь, свобода. Он потянулся к дверной ручке и повернул, навалившись всем своим весом, таща друга, когда дверь открылась для них…
Но это была не база. Только галька, трава и солнечный свет. Джон закашлялся, таща их дальше, во двор, чувствуя, что вой сирен в пустыне стихает, становится глуше, в то время как вопли отзывались эхом в его ушах, еще более громкие.
Они рухнули на траву. Джон разжал захват, обхватив сзади Шерлока, крепко, держа его руки прижатыми к телу, пока детектив кричал и бился в своем припадке. Джон прижался лбом к спине Шерлока, дыша глубоко, избавляясь от старых кошмаров, в то время как тот цеплялся за новый.
И, казалось, это никогда не кончится. Он держался за Шерлока изо всех сил, так что мышцы дрожали от напряжения, даже когда тот, успокоившись, замер. Его крик сменился одышкой и кашлем, но Джон всё еще не отпускал. Сердце билось так быстро, что он чувствовал, как оно пульсирует. Он мог иметь дело с бомбами, сиренами, криками и кровью, но чувствовать, как Шерлок борется за жизнь рядом с ним, было ужасней всего, что он когда-либо видел прежде. Он вдохнул глубоко, чувствуя запах моря и ароматы их мыла, всё еще бормоча молитвы, прося, чтобы это прошло.
Шерлок отвернулся к траве, тяжело дыша, но живой.
— Мне очень жаль. Мне так жаль. Я не думал, что это будет так сильно, там же было чуть-чуть.
Джон сглотнул, всё еще прижимаясь лицом к спине детектива.
— О чем это ты?
— Препарат. Которым убили. Я не знал.
Джон почувствовал себя плохо, его руки расслабились, наконец, ослабляя захват.
— Ты бросил в камин порошок?..
— У меня здесь нет оборудования, я был должен проверить…
— Идиот! — Джон кричал, хотя ухо Шерлока было рядом. Он чувствовал, как тот вздрогнул от удивления, ведь они всё еще тесно прижимались друг к другу. И сердито стукнул того в грудь кулаком. — Ты мог убить себя! Если б я не вернулся, ты уже был бы мертв! — Он оттолкнул его прочь, ударил в плечо и отодвинулся. Его самого теперь била дрожь, и он чувствовал полный упадок сил, осознав, как легко один из них – или даже оба – могли бы погибнуть.
— Прости! — Шерлок сел, вытирая слюну с подбородка и оставляя грязный след от своих испачканных рук. — Я не думал, там было всего ничего!
— Ты не думаешь! Ты никогда не думаешь!
— Я должен был знать!
— Ничего подобного! — Джон слышал, как его голос отражается эхом от скал, но сердце его колотилось, кажется, еще громче. — Существует разница между «хочу» и «необходимо»! И никто никогда не должен подвергать себя опасности из любопытства! — Голова его шла кругом, легким не хватало воздуха, но он не мог ждать, это было последней вещью, которую можно было бы отложить. — Я не могу сделать этого! Господи, Шерлок, я не могу! Ты собираешься убить себя, и я не могу просто сидеть сложа руки и наблюдать, как это произойдет!
Собственный почти смертельный опыт Шерлока сделал немного, чтоб заставить его усмирить свои страсти. Его ноги дрожали, тот попытался встать, только чтобы снова упасть на колени.
— А мне, думаешь, легко видеть тебя с твоей женой, твоими друзьями, твоей работой, всей твоей новой жизнью? Думаешь, лишь потому, что ты счастлив, в безопасности и здоров, и я должен быть счастливым? Я мечтаю о дне, когда она оставит тебя! Я не мог бы заботиться меньше об идеальном маленьком будущем с ипотекой, двумя детьми и собакой! Каждый день ты счастлив, и счастье это – лишь потому, что меня там нет! Каждое благо, которому ты радуешься в своей жизни, существует только в моем отсутствии! Я не достаточно хороший человек, чтобы думать, что мои чувства к тебе должны ставить твое счастье выше моего собственного!
— Стань выше этого! Ты сможешь это преодолеть!
— Зачем? Таким образом я смогу походить на всех прочих друзей, которые у тебя есть? Я на них не похож Я лучше них! Лучше, чем она!
— Я. ЛЮБЛЮ. ЕЕ.
— Ну, и что нам со всем этим делать?!
Джон, всё еще дрожа, испустил долгий вздох, тело требовало остановки, отдыха, угрожая потерей сознания, если он не подчинится. Щеки были влажными, а ноги болели, оттого что он продолжал сидеть на них, но он не мог шевельнуться и не мог ни на миг оторвать своих глаз от Шерлока. Если бы когда-нибудь Джон почувствовал на мгновение, что Шерлок не знает или не понимает глубину боли в любви, ему стоило только вспомнить его лицо, когда они сидели на мысе, вцепившись в траву, словно что-то материальное, чтобы держаться.
Шерлок фыркнул и вытер нос тыльной стороною руки.
— Что у нас было, Джон, что сделало нас друзьями? Всегда был – я, но всегда было больше, чем это. Ты, хотя я и был блестящим. И ты не возражал, что это того стоило. То, что делало тебя особенным, было твоей любовью ко мне. И это изменилось. Мы не друзья больше, Джон; не такие, какими были. Я – крушение всего, что ты хочешь теперь. Вот так обстоит дело. — Он сжал губы, с трудом глотнул, продолжая смотреть в глаза Джону. — Спасибо за эти каникулы. Это гораздо лучшее «до свидания», чем было прежде, но это всё, что у нас есть. Я не хочу слышать о твоей прекрасной совершенной жизни, и тебя напрягает история о моей. Но ты должен знать, что нет ничего, что ты можешь сделать, чтоб заставить меня не заботиться о тебе, не говоря уж о том, чтоб тебя ненавидеть.
Втянув голову в плечи, Джон покачал головой и скорчился, выдергивая из земли травинки.
— Ты и твои глупые прощания. Что же нам теперь, избегать друг друга? Просто… исчезнуть, чтоб не видеться и не слышать ничего друг о друге? Я не могу сделать этого.
— И я не могу. — Шерлок, так или иначе, нашел в себе силы встать, всё еще пошатываясь; его чувство равновесия медленно возвращалось. — Ты можешь писать мне, — сказал он. — Звонить, если хочешь. Мы можем играть с тобой в «Слово за слово» [1], неважно, или в любую другую игру, что устанавливают на телефон для пустой траты времени.
Джон покачал головой; слеза скатилась по носу, упав на землю. Рай нельзя спасти слепотой. Можно изображать неведение, но это не изменит тот факт, что они были голыми. [2]