Вновь замаячила над Москвой и знаменитая круглая белая башня с зеленой шляпкой – Пашкова вышка, из стены которой непонятно как вылез булгаковский Левий Матвей. Те же, кто не обладал способностью проникать сквозь стены, поднимались сюда по лестнице, как, например, прусский король Фридрих Вильгельм III. Породнившись с Россией (его дочь Шарлотта вышла замуж за будущего императора Николая I), монарх в 1818 году навестил Москву, пожелав как можно более полно осмотреть ее. Он обратился к главному распорядителю всех мероприятий графу Толстому и попросил, чтобы его проводили на крышу какого-нибудь высокого здания, откуда можно было бы обозреть панораму города. Толстой поручил генералу Киселеву найти такой дом и попросил его сопровождать прусских гостей. Киселев выбрал только что обновленный после пожара дом Пашкова.
Спустя много лет генерал вспоминал: «Я провел их (т. е. короля с двумя сыновьями) на Пашкову вышку – бельведер – в доме на Моховой, принадлежавшем тогда Пашкову, а ныне занимаемом Румянцевским музеем. Только что мы вылезли туда и окинули взглядом этот ряд погорелых улиц и домов, как, к величайшему моему удивлению, старый король, этот деревянный человек, как его называли, стал на колени, приказав и сыновьям сделать то же. Отдав Москве три земных поклона, он со слезами на глазах несколько раз повторил: “Вот она, наша спасительница”». Так прусский король выразил признательность Москве и России за спасение от наполеоновского нашествия. Ему было за что благодарить Первопрестольную – по Тильзитскому миру Пруссия лишалась до трети своих владений.
Внешний вид нового Пашкова дома претерпел некоторые изменения, но в основном был воссоздан тот, допожарный баженовский проект. Хотя до сих пор спорят, был ли Баженов автором Пашкова дома: документальных свидетельств не сохранилось.
Зато какая занятная легенда: якобы Баженов в отместку Екатерине II за отлучение от Царицынского дворца специально выстроил Пашков дом спиной к Кремлю (то, что мы видим сегодня с Моховой улицы, – это задний фасад, а парадный въезд во дворец находится со стороны Староваганьковского переулка). Многое здесь указывает на оппозиционность: белый цвет в противовес красному кремлевскому, Ваганьковский холм напротив Боровицкого, круглая Пашкова башня супротив храмообразных башен Кремля.
Странные ассоциации, видимо, посетили и сына императрицы, Павла I. Приехав на коронацию в Москву в 1797 году, он приказал снять с купола здания венчавшую его статую богини Минервы, символа царствования его матери.
Да и личность заказчика была весьма специфична. Кто раньше жил рядом с Кремлем? Князья да бояре. С подобострастием всякие там стольники и целовальники взирали из своих окошек на зубчатые кремлевские стены. Смотрели снизу вверх. А Пашков дом выстроили не Шереметев с Голицыным, а новый русский Екатерининской эпохи, быстро разбогатевший на винных откупах сын петровского денщика. То был Петр Егорович Пашков (1726–1790), отставной капитан-поручик лейб-гвардии Семеновского полка. О нем и рассказать-то особо нечего, потому как в истории Москвы он остался исключительно благодаря дому.
Король Прусский Фридрих Вильгельм III с сыновьями благодарит Москву за спасение его государства с бельведера Пашкова дома, худ. Н. Матвеев, 1896
А задолго до Пашкова здесь стояла усадьба еще одного ближайшего к Петру I человека – Александра Даниловича Меншикова, обогатившегося до такой степени, что даже сам Петр не мог ничего с ним поделать. А еще раньше Ваганьковский холм носил на себе опричный двор Ивана Грозного (1530–1584).
Когда очередной пожар охватил Москву в 1547 году, семнадцатилетний царь укрылся именно здесь, но если бы только пожарище страшило молодого государя – небывалое по своему размаху Московское восстание, вызванное неурожаем хлеба, произошло в Москве в том году. Вся ненависть простого люда выплеснулась против ближайших родственников Грозного – князей Глинских, будто бы они подожгли столицу. Князя Юрия Васильевича Глинского – дядьку царя – убили, а сам Иван IV из Ваганькова поспешил переехать еще дальше от Кремля, в село Воробьево.
В январе 1567 года царь Иван Грозный поселился в новом опричном дворце – на углу Моховой улицы и Воздвиженки (к началу ХХ века на Моховой оставались две белокаменные палаты со столпами посередине и со сводами из кирпича, предположительно это и были остатки опричного дворца).
Свои впечатления об опричном дворце Ивана Грозного оставил нам в воспоминаниях Генрих фон Штаден – достаточно известная историческая личность. Почти двадцать лет служил он царю Ивану, сначала толмачом, затем опричником. Последнее ему наиболее запомнилось. Генрих фон Штаден лично участвовал в боярских погромах, благодаря чему вошел в историю. Сергей Эйзенштейн увековечил его личность в своем фильме «Иван Грозный» – не каждый опричник удостаивался такой чести. Вот что пишет царский опричник в своих воспоминаниях «Страна и правление московитов в описании Генриха Штадена»: «Но, когда была учреждена опричнина, все, кто жил по западному берегу речки Неглинной, без всякого снисхождения должны были покинуть свои дворы и бежать в окрестные слободы, еще не взятые в опричнину. Это относилось одинаково и к духовным, и к мирянам. А кто жил в городе или слободах и был взят в опричнину, тот мог легко перейти из земщины в опричнину, а свои дворы в земщине или продать, или, разобрав, увезти в опричнину.