Нередко Алданов, подобно другим писателям-эмигрантам первой волны, избирал героями литераторов. Но, в отличие от Бунина („Жизнь Арсеньева"), Набокова („Дар"), Газданова („Призрак Александра Вольфа"), он иронизировал над ними. Тщательно сдерживаемая им в литературно-критических статьях ирония прорывается в художественной прозе. И вот уже Вермандуа в „Начале конца" замечает, что Римский-Корсаков, создатель оперы „Моцарт и Сальери", был введен в заблуждение невежественным либреттистом, утверждавшим, будто Сальери – отравитель. Что этот „либреттист" – Пушкин, герой– француз не знает, и это ему простительно. Однако, чтобы не было „снижения" Пушкина в восприятии читателя, тут же самого обаятельного персонажа, командарма Тамарина "заставляет читать в предчувствии близкой смерти „с сильным, ему самому непонятным волнением" провидческие строки из стихотворения Пушкина „Родриг".
Обдумывая пути и судьбы русской литературы, классической и современной, размышляя о собственной писательской судьбе, Алданов убеждает читателей не сотворять себе кумиров, помнить, что воплощенного идеала нет, хотя стремление к идеалу в природе человека. Высшей ценностью он признавал культуру, страшился ее хрупкости – особенно в век тоталитарного насилия, атомной бомбы – и тем энергичнее защищал лучшие проявления человеческого духа.
17.
Алданов не вел дневника, и лучший способ проникнуть во внутренний мир этого выдающегося человека – читать его переписку. Она всегда была для него особым видом творчества. Он оставил громадное эпистолярное наследие272. В некоторые периоды своей жизни в эмиграции, особенно в последний, писатель отправлял и получал по четыре письма в день. В общей сложности в двух архивах Алданова, в Москве и в Нью-Йорке, хранится до 20 тыс. писем писателя и ему адресованных. Его письма, часто многостраничные, на пишущей машинке через один интервал (был педантично аккуратен: печатал в двух экземплярах, первый корреспонденту, второй, вместе с полученным ответом, в архив, для потомства) – драгоценный документ эпохи.
Своеобразным хобби Алданова было собирание знакомств со знаменитостями – пытался разгадать, чем отличается выдающийся человек от простого смертного. Дореволюционных знаменитостей судьба разбросала по свету, по разным странам и континентам, они лишились привычного общения с друзьями и заменяли его регулярной перепиской. Долгое время находясь в центре литературной жизни русского зарубежья, Алданов был связующим звеном для многих, состоял в переписке почти со всеми замечательными современниками, выдающимися деятелями русской диаспоры. Не говоря уже о собратьях по перу, писателях и журналистах (Бунин, Набоков, Зайцев, Ремизов, Газданов, Г. Струве, Осоргин, А. Толстая, Тэффи, Г. Иванов, Адамович и др.), с ним дружили, советовались, обменивались впечатлениями художники Репин, Шагал, Добужинский, композитор Рахманинов, актеры А. Тамиров и М. Чехов, политики Керенский, Маклаков, Кускова, Деникин, богачи-меценаты, люди других профессий, возрастов и взглядов, западные знаменитости, в том числе С. Моэм и другие.
О самих себе, о быте писали редко, главное место отводили мыслям о сокровенном – о России, об искусстве и политике, о предназначении и судьбах эмиграции. Переписка Алданова – настоящий кладезь сведений об эмигрантах первой волны. Многие из них – вехи в истории русской культуры ХХ века, следить за ходом мысли таких людей интересно и поучительно, тем более что в письмах многие открываются с новой для нас стороны: письма порой имеют доверительный, даже исповедальный характер.
В мемуарах об Алданове постоянно повторяется выражение «европеизм». Со всеми корреспондентами он был на «вы», причем писал «Вы», и ему отвечали тем же, неизменно с заглавной буквы. Собственных дел касался лишь мимоходом, как бы неохотно. К примеру, из его переписки не удалось почерпнуть никаких сведений о судьбе его братьев, даже узнать их имен. О деле своей жизни, литературной работе тоже сообщал бегло, информировал даже ближайших друзей о новых произведениях, как правило, лишь когда они уже были закончены.
Сразу же становился необычно эмоциональным, когда переходил к русской литературе. Интересны его суждения, порой спорные, о классиках, о современниках-эмигрантах. Россия оставалась до конца его дней самой большой любовью. И эту любовь разделяли все без исключения его корреспонденты.
272
Журнал «Октябрь» в 1996 году напечатал четыре материала из архива М.А. Алданова: «Как редко теперь пишу по-русски…» Из переписки В.В. Набокова и М.А. Алданова, № 1; «Этому человеку я верю больше всех на земле». Из переписки И.А. Бунина и М.А. Алданова, № 3; «Они служили своим идеям, и служили им с честью…» Из политической переписки М.А. Алданова, № 6; «Вековой заряд духовности». Две неопубликованные статьи М.А. Алданова о русской литературе, № 12. В 1998 году в № 6 журнала «Октябрь» опубликован еще один материал: «Приблизиться к русскому идеалу искусства…» Из литературной переписки М.А. Алданова. Во всех перечисленных материалах вступление, подготовка текстов, примечания и публикация принадлежат А.А. Чернышеву.