(Энциклопедический словарь «Гранат». Т. 41.
Ч. 2. С. 168–169.)
«Я была в Сочи, когда отец вызвал меня телеграммой, чувствуя, что его вот-вот возьмут. Звоню ему: что случилось, что с мамой? Нет, ничего не случилось, но срочно приезжай, — вспоминает дочь К. Радека — Софья. — В момент его ареста меня не было дома. У первого подъезда теперь знаменитого «дома на набережной» ждал человек в форме. Поднялись на одиннадцатый этаж, открылась дверь, вывели отца. Он сказал: Сонька, что бы ты ни узнала, что бы ты ни услышала обо мне, знай, что я ни в чем не виноват… Дальше все помню очень смутно: кто-то вспарывал обшивку кресел, кто-то жег на кухне подшивки ленинской «Искры»…
В тот сентябрьский вечер 1936 года арестовали Карла Бернгардовича Радека — в прошлом члена Польской социал-демократической партии с 1902 года и РСДРП с 1903 года, участника первой русской революции, революционных событий 1918–1919 годов в Германии, в 1919–1924 годах члена ЦК РКП(б), члена Президиума Исполкома и секретаря Коминтерна, члена Конституционной комиссии ЦИК СССР, в момент ареста — заведующего международным отделом «Известий» и Бюро международной информации ЦК ВКП(б). Арестовали известного всей стране публициста. Острослова, весельчака, сочинителя анекдотов.
Гулко хлопает дверь. На этот раз — навсегда. Сколько уже раз поскрипывающий лифт увозил своих пассажиров, обитателей этого серого дома-корабля, в неизвестность, а потом и на эшафот. Что вспоминалось Радеку в те минуты, когда он в последний раз взглянул из окна машины на башни Кремля? Может быть, прожитые годы?
Родился в 1885 году во Львове. Окунулся в пролетарское движение еще гимназистом.
«В 1901 году… состоялся большой публичный митинг крестьян в городишке Домброво, центре крестьянского движения в Западной Галиции. Я тогда в первый раз выступал на большом митинге с речью на рынке. Речь эта была направлена не только против помещиков, но и против австрийского, германского, русского правительства и кончалась призывом к совместной борьбе рабочих и крестьян за независимую социалистическую Польшу».
Его дважды исключали из гимназии. Начал работать в профсоюзном движении среди пекарей и строительных рабочих. Уехал в Швейцарию.
«Грянула русская революция, и меня потянуло из Швейцарии в царскую Польшу. С нелегальным паспортом переезжал русскую границу, не зная ни одного слова по-русски. Первый человек, которого я встретил в Варшаве, был Феликс Дзержинский, второй — Лео Иохигес (Тышка), главный руководитель нашей (социал-демократия Королевства польского и Литвы. — Авт.) партии. Я был сразу отправлен в редакцию ЦО партии, принимал участие в выпуске первого ежедневного издания партии «Трибуна»… Мне приходилось с группой рабочих захватывать типографии буржуазных газет, дабы обеспечить ежедневное издание нашего нелегального ЦО, с браунингом в руках».
Весной 1906 года арестован, за взятку отпущен, через две недели арестован вновь. В 1907 году выслан в Австрию. Жил в Германии, участвовал в социал-демократическом движении, боролся вместе с К. Либкнехтом, Р. Люксембург и А. Паннекуком против реформизма. Исключен перед войной из германской социал-демократической партии за несогласие с реформистами. «Ежедневное общение с Лениным, — пишет он, — обмен мнениями убедил меня в том, что большевики являются единственной революционной партией в России».
Тогда в Швейцарии рождалось интернационалистское объединение социал-демократов — противников войны.
«Боевой фонд этой организации составлен был таким образом, что Владимир Ильич внес от ЦК большевиков 20 франков. Бор-хард от немецких левых — 20 франков, а я из кармана Ганецкого от имени польских социал-демократов — 10 франков. Будущий Коммунистический Интернационал располагал, таким образом, для завоевания мира 50 франками, но для издания брошюры о конференции на немецком языке понадобилось 96 франков. 46 пришлось одолжить… На Кинтальской конференции мы уже представляли значительную силу…»