Второй переворот в политическом мышлении начался и происходит на наших глазах. Он связан прежде всего с революционными изменениями в военной техносфере. Запасы ядерного оружия перешли критический уровень и наделили человечество способностью к самоубийству. Ядерная война утратила политический смысл. Чтобы понять это, чтобы отождествить борьбу за предотвращение ядерной войны с борьбой за выживание человечества, и потребовалось новое политическое мышление. О его необходимости в свое время поставили вопрос А. Эйнштейн и Б. Рассел. Но только после того как в середине 80-х годов новое политическое мышление стало методологической, интеллектуальной основой советского подхода к международным делам, оно превратилось в весомый, эффективный фактор мировой политики.
В новой системе политических координат мирное сосуществование рассматривается не просто как предпочтительное, желательное состояние отношений между социалистическими и капиталистическими государствами, а как состояние единственно возможное, абсолютно необходимое. Или мирное сосуществование, или несуществование. Третьего не дано.
В советской научной литературе до сих пор преобладает мнение, что Ленин подошел к Октябрю с готовой (или почти готовой) доктриной мирного сосуществования, развитой им в работах 1915–1916 годов. Обоснованием такой позиции служит догматическое толкование ленинской мысли о возможности победы социализма «первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране»[84]. Признание такой возможности, говорят нам, содержит в себе и возможность мирного сосуществования двух типов государств.
Мне представляется, что подобный подход не соответствует действительной истории предмета. Внимательное изучение творческого наследия Ленина показывает, что ленинская мысль, ленинские представления о социалистической революции, о взаимодействии двух «лагерей» развивались более сложным и длительным путем и что идея мирного сосуществования возникла на базе реального опыта Октябрьской революции и послереволюционного развития.
Проблему нельзя решить, сотый, тысячный раз толкуя и перетолковывая те или иные «отдельно взятые» цитаты. Все известные нам высказывания В. И. Ленина накануне Октябрьского переворота, в его ходе и в первое после него время, все поведение вождя революции свидетельствуют о том, что он рассматривал русскую революцию только как отправную точку, как пролог революции мировой. Не случайно поражение внешней и внутренней контрреволюции Ленин неоднократно характеризовал как «чудо»: слишком уж неожиданным, невероятным, немыслимым казалось происходящее — сохранение единственной социалистической республики в кольце враждебного окружения. То, что произошло, — задержка мировой революции, «одиночество» победившего в России пролетариата, необходимость так или иначе приспосабливаться к жизни в условиях враждебного окружения — выходило за рамки теоретических представлений, развитых К. Марксом и Ф. Энгельсом и воспринятых В. И. Лениным.
«Мы тогда знали, — вспоминал В. И. Ленин в Октябрьские дни 1917 года, — что наша победа будет прочной победой только тогда, когда наше дело победит весь мир, потому что мы и начали наше дело исключительно в расчете на мировую революцию»[85]. К этой же теме Ленин вернулся на III конгрессе Коминтерна: «Мы думали: либо международная революция придет нам на помощь, и тогда наши победы вполне обеспечены, либо мы будем делать нашу скромную революционную работу в сознании, что, в случае поражения, мы все же послужим делу революции и что наш опыт пойдет на пользу другим революциям. Нам было ясно, что без поддержки международной мировой революции победа пролетарской революции невозможна»[86].
В интересующем нас аспекте это означает, что представления В. И. Ленина о социалистической революции (независимо от того, начнется ли она в одной или нескольких странах) как о всемирном, интернациональном процессе не отличались в принципе от соответствующих представлений Маркса и Энгельса. История подтвердила возможность прорыва цепи капитализма первоначально в одной стране. И вместе с тем история оказалась сложнее, «хитрее» теоретических представлений: прорыв фронта капитала не удалось расширить. Тем самым Октябрьская революция выдвинула перед партией, перед ее вождем ряд крупных политических вопросов, на которые нельзя было найти ответ ни в предыдущем опыте, ни в теоретических разработках дореволюционных лет. Вот тут-то и проявились во всю силу творческий гений Ленина, глубина его мысли, его неподражаемое умение находить выход из, казалось бы, безвыходных ситуаций.