Неудивительно поэтому, что перспективы создания системы коллективной безопасности в Европе с каждым днем становились все более призрачными. На договор о взаимопомощи с СССР, заключенный в 1935 году, французские правящие круги смотрели в основном как на средство предотвратить советско-германское сближение.
На Дальнем Востоке Япония, стремясь использовать напряженность в Европе, 7 июля 1937 года напала на Китай. Рушилась концепция Чан Кайши о неминуемости советско-японского конфликта, который создаст для Китая благоприятное положение в международных делах. В условиях уже начавшейся японо-китайской войны Чан Кайши предложил СССР подписать договор о взаимопомощи. Но это угрожало вовлечением Советского Союза в войну с Японией. Ясно, что подобный шаг был для СССР неприемлем. Поэтому советская сторона предложила Китаю заключить договор о ненападении. Это был весьма дружественный жест со стороны СССР, который продемонстрировал благоприятную позицию СССР по отношению к Китаю и прямое осуждение Японии. Советско-китайский договор о ненападении был подписан 21 августа 1937 года в Нанкине — в резиденции правительства Чан Кайши. СССР оказал Китаю большую помощь в снабжении вооружениями — самолетами, танками и другими видами военной техники и снаряжения.
В результате этих шагов наши отношения с Японией еще больше обострились. Японцы потребовали эвакуации советского полпредства из Нанкина, а также немедленного закрытия советских консульств в Тяньцзине, Шанхае и в других оккупированных ими районах Китая, которые они демонстративно не охраняли.
В 1938 году — первой половине 1939 года международная обстановка стала еще более напряженной. Франция искала путей сближения с Германией. При правом радикале Эд. Даладье и министре иностранных дел Ж. Бонне, образовавших в апреле 1938 года новое правительство во Франции, советско-французское сотрудничество пошло по нисходящей. В Англии кабинет Н. Чемберлена в еще большей степени активизировал усилия по сближению с Германией и Италией. Противник такого курса во внешней политике А. Иден в феврале 1938 года ушел в отставку. Следует напомнить, что новый министр иностранных дел лорд Галифакс еще в ноябре 1937 года летал в Оберзальцберг на встречу с Гитлером с целью выяснения возможности договориться с ним за счет Австрии, Чехословакии и Польши. Лишь неприемлемые для Британии колониальные претензии Германии помешали такой договоренности.
В марте 1938 года Германия осуществила аншлюс Австрии. В апреле того же года Чемберлен и Галифакс полетели в Рим и подписали с Муссолини соглашение, в котором фактически одобрили захват Италией Эфиопии. В начале 1939 года Англия, Франция и США де-юре признали Франко, который в марте занял Мадрид и установил фашистский режим.
После захвата Австрии Гитлер предпринял шаги к развертыванию агрессии против Чехословакии. Советское правительство в апреле 1938 года приняло решение вместе с Францией и Чехословакией принять меры по обеспечению безопасности последней. Однако Франция и Англия вместо помощи Чехословакии пошли на заключение Мюнхенского соглашения, предусматривавшего расчленение Чехословакии и передачу значительной ее части Германии. К весне 1939 года Гитлер захватил всю Чехословакию.
Я думаю, нет нужды доказывать, что сложная международная обстановка, когда в Европе назревала мировая война, требовала от работников Наркоминдела максимальной собранности и самоотдачи. Однако внутри самого наркомата в те годы положение было крайне напряженным и с каждым днем становилось все более тяжелым. Аресты и незаконные репрессии, захлестнувшие страну, не обошли стороной и многих дипломатов. Им предъявлялись чудовищные обвинения — шпионаж, измена Родине, предательство.
Часто случалось так: сговоришься с коллегой встретиться по какому-либо вопросу, а на другой день его уже нет в наркомате — арестован. Не скрою, что все мы, работники НКИД, были обескуражены вакханалией прокатившихся репрессий. Каждый из нас находился в тягостном ожидании, опасаясь участи, которая постигла многих коллег по наркомату.
После состоявшегося в 1938 году процесса над бывшим заместителем народного комиссара иностранных дел Н. Н. Крестинским был репрессирован другой замнаркома — Борис Спиридонович Стомоняков. В компетенцию этого видного советского дипломата, болгарина по национальности, входили отношения СССР с Китаем, Японией, Ираном, Турцией, Афганистаном, прибалтийскими государствами. Он возглавлял также Монгольскую комиссию, ведал отношениями СССР с Тувинской Народной Республикой. Его рабочий день заканчивался, как правило, ночью. Несколько раз, заходя в кабинет Б. С. Стомонякова, заставал его в необычном положении: голова была укутана в мокрое полотенце. Из-за постоянных перегрузок у него к концу дня развивалась сильная головная боль, которую он пытался ослабить холодной примочкой. Арест Б. С. Стомонякова был ударом для НКИД и для наших отношений со странами Востока и Прибалтики.
Хорошо знал сотрудника 3-го западного отдела С. И. Виноградова. Это был всесторонне развитый человек, инициативный и энергичный дипломат, он «тянул» огромную работу, связанную с делами нашего посольства в США, и, кроме того, ведал общими проблемами Западного полушария. Под псевдонимом «Севин» он опубликовал ряд книг по международным вопросам, регулярно читал лекции о международном положении, об Американском континенте. Виноградов пользовался расположением коллектива наркомата, избравшего его председателем клуба НКИД. Он часто выступал в клубе со своими стихами на злобу дня. И вдруг он не явился в НКИД — его арестовали. О Виноградове в наркомате больше никто ничего не слышал. Он был объявлен «врагом народа».
С уважением и симпатией относились сотрудники НКИД к заместителю заведующего правовым отделом М. А. Плоткину. Он пестовал в НКИД бывших слушателей института Наркоминдела (а к их числу принадлежал и я), а в самом институте, ведая учебным процессом, приглашал читать лекции видных советских послов А. М. Коллонтай, И. М. Майского, А. А. Трояновского, Б. Е. Штейна и других, а также крупных советских ученых — А. К. Дживелегова, Е. Б. Пашуканиса, И. С. Звавича, оказавших существенное влияние на становление будущих дипломатов. Сам М. А. Плоткин читал курс международного частного права. Он был приветливым, добрым и отзывчивым человеком. Арест Марка Абрамовича Плоткина как «врага народа» был для нас особенно тяжелым, непостижимым.
Это лишь небольшой перечень сотрудников Наркоминдела, которые подверглись незаконным репрессиям. Обстановка в НКИД была крайне обостренной. Обмен мнениями и разговоры сократились до минимума. Практически все дипломаты находились под подозрением, поэтому старались резко ограничить контакты друг с Другом.
Атмосфера несколько разрядилась после состоявшегося в марте 1939 года XVIII съезда ВКП(б), на котором много говорилось о необходимости чуткого и бережного отношения к члену партии. Люди поверили в перемены, стали свободнее высказывать свои мысли, говорили о тех, кто мешал спокойно жить и работать. Бывший секретарь наркома Ю. М. Козловский заявил на собрании 10 февраля 1939 года: «…эти люди (клеветники) создали буквально обстановку ада кромешного, они создали атмосферу, в которой можно задохнуться. Главное, от них не требовали, чтобы они доказывали свои обвинения, а, наоборот, требовалось от человека обвиняемого, чтобы он доказал, что он не верблюд».
На собрании по итогам XVIII съезда ВКП(б), которое состоялось в начале апреля 1939 года, я попросил слова. В своем выступлении сказал:
«Я не буду говорить об основных задачах в отношении кадров, ибо здесь ясно сказано было и докладчиком, и предыдущими товарищами. Но я хочу сказать: перестроилась ли наша партийная организация в соответствии с решениями XVIII съезда? Перестраивается, но очень медленно. Нет достаточной решимости и смелости. Я приведу небольшой пример. Мы рассматривали личные дела Заболотского, Альтман, Назарова и других товарищей. К чему в результате мы пришли? Да к тому, что отменили решение об их исключении (из партии), и только. Но не вынесли из этого для себя надлежащего урока, не провели необходимой разъяснительной работы. Не воспитывали на этих делах членов нашей партийной организации.