В общем, я убежден, что тот первый визит Ф. Кастро в нашу страну сыграл решающую роль в становлении советско-кубинской дружбы и полностью ликвидировал недоразумения, возникшие в период карибского кризиса. Еще через полгода, в январе 1964 года, Фидель вторично прилетел в СССР — уже с рабочим визитом, который помог дальнейшему упрочению дружбы между обеими странами. Позднее, 19 мая 1977 года, отвечая на вопрос американской журналистки Барбары Уолтере, возникли ли у Кубы разногласия с Советским Союзом, Фидель сказал: «Я вспоминаю, что во времена карибского кризиса между нами имели место разногласия… Думаю, что это было результатом нашей политической незрелости. Теперь мы много лучше знаем и себя, и советских людей. Даже тогда, когда между нами возникали расхождения, советские представители проявляли к нам максимум терпения. Они никогда не прибегали к репрессивным мерам воздействия и продолжали помогать нам».
Но вернемся к прерванному рассказу. Итак, 2 ноября 1962 года. После встречи А. И. Микояна в аэропорту и размещения гостя в особняке кубинского правительства состоялась короткая неофициальная беседа с Фиделем. Она не затронула никаких политических вопросов и носила, так сказать, личный характер. Но не было в той беседе и свойственного эмоциональным кубинцам чувства дружбы. Нельзя было не заметить, что Фидель, питая явное уважение к Анастасу Ивановичу, словно сдерживал себя от неосторожных высказываний. Такой прием сильно озадачил Микояна, и он как-то сник.
На следующий день в квартире у Фиделя была назначена первая рабочая встреча. Мы приехали туда к девяти утра. С нами был только переводчик. Фидель был один.
Только мы сели за стол, как раздался звонок из посольства. Я подошел к телефону, и наш шифровальщик сказал, что поступила телеграмма от Н. С. Хрущева, который сообщает о кончине супруги Анастаса Ивановича. В полном расстройстве чувств я доложил ему о телеграмме Хрущева, не сказав, конечно, о ее содержании. Микоян попросил меня съездить в посольство, до которого было буквально минут пять на машине.
Зная, что Фидель выскажет Анастасу Ивановичу резкие суждения по поводу нашего решения вывести ракеты без консультации с Кубой, я тихо попросил секретаршу Фиделя Селию Санчес запиской предупредить его о случившемся, что она и сделала немедленно. Так что, пока я отсутствовал, Фидель не начинал разговора по существу вопроса и проявил к гостю максимум корректности.
Вернувшись, я вручил Анастасу Ивановичу телеграмму, в которой после соболезнований говорилось, что он может сам принять решение, возвращаться ли ему в Москву.
Воцарилась всеобщая растерянность. Переговоры так и не начались, мы вернулись в особняк, и Микоян уединился в своей комнате. Примерно через час он вышел и сообщил о своем решении отправить в Москву спецсамолетом, на котором он прилетел, прибывшего вместе с ним сына Серго. Поскольку вопрос сохранения пошатнувшейся дружбы с Кубой слишком серьезен, продолжал, обращаясь к нам, Анастас Иванович, он видит свой долг в продолжении переговоров, тем более что его возращение в Москву горю уже не поможет…
Этот поступок А. И. Микояна снискал ему всеобщую симпатию кубинцев и, повлияв эмоционально на ход переговоров, привел к потеплению наших отношений. В тот же день Анастас Иванович получил соболезнование, подписанное всем кубинским руководством. Его навестили жены руководителей республики. А вечером Фидель Кастро и все его соратники посетили особняк, где жил Микоян, и лично выразили ему глубокое сочувствие по поводу тяжкой утраты. Анастас Иванович получил сотни писем и телеграмм от коллективов трудящихся и общественных деятелей Кубы
И когда через день возобновились переговоры с Фиделем Кастро и другими кубинскими руководителями, они, особенно в первые дни, шли уже, можно сказать, в щадящем режиме. Но все-таки беседы эти продолжались с перерывами целых три недели и временами были очень трудными.
Переговоры А. И. Микояна с Фиделем Кастро в Гаване и В. В. Кузнецова с представителями президента США и У Таном в Нью-Йорке постоянно координировались через Москву. Несмотря на то что в нашем проекте резолюции, представленном еще 23 октября Совету Безопасности ООН, предлагалось, чтобы США, СССР и Куба вступили в переговоры с целью нормализации обстановки и предотвращения военной угрозы, американская администрация демонстративно игнорировала Кубу и не желала вступать с ней ни в какие контакты. Делая явный расчет на унижение Кубы, Вашингтон хотел решать все вопросы только с Советским Союзом, без ее участия, даже те, которые прямо затрагивали ее интересы. И хотя Фидель как бы негласно участвовал и в переговорах Н. С. Хрущева с Дж. Кеннеди, и позднее — через А. И. Микояна — в переговорах В. В. Кузнецова с представителями президента США, так как без его согласия невозможно было достичь каких-либо результатов, все же формально, как того и добивались американцы, Республика Куба была отстранена от прямого участия в этих делах. И это обстоятельство, конечно, более всего удручало кубинских руководителей, затрудняя и наши беседы с ними.
Главная попытка американцев унизить Кубу заключалась в том, чтобы добиться нашего согласия на инспектирование их военными непосредственно на кубинской территории демонтажа и вывоза ракет. Разумеется, мы предложили американцам решать этот вопрос с правительством Кубы, и конечно же они от этого отказались. А Фидель сразу сказал Микояну, что Куба никогда не допустит на свою территорию никаких инспекторских групп — ни из США, ни от ООН. Почему бы, добавил Фидель, американцам не поверить в ваше джентльменское заверение вывести ракеты, если вы сами поверили в джентльменские заверения Кеннеди не нападать на Кубу? Да, Фидель не верил в обещания американцев и говорил, что любые наши уступки лишь приведут к выдвижению Вашингтоном новых требований. США, говорил он, будут использовать политику шантажа и запугиваний, ибо не понимают другого языка, кроме языка силы.
И даже когда в поисках выхода из создавшегося тупика мы высказали идею допуска инспекторов на советские суда, Фидель сказал, что это дело СССР, но что в своих территориальных водах Куба такого не позволит. Это не каприз, а защита наших суверенных прав, твердо сказал кубинский руководитель.
США еще долго продолжали настаивать на своих требованиях, но, убедившись в непреклонности Кубы, вынуждены были согласиться с планом погрузки незачехленных ракет на палубы советских гудов и фотографирования их со своих кораблей и самолетов в международных водах.
Фидель неоднократно говорил тогда, что если мы уступим американцам в вопросах инспекции, то они пойдут дальше и потребуют новых уступок. И надо отдать ему должное: уже в первых беседах он почти точно предсказал, с какими новыми требованиями выступят американцы, если мы в чем-то им уступим: 1. Вывод бомбардировщиков Ил-28, хотя эти устаревшие самолеты и не угрожают безопасности США; 2. Вывод быстроходных торпедных катеров типа «Комар»; 3. Вывод нашего воинского контингента; 4. Включение в состав кубинского правительства изгнанных революцией и окопавшихся в Майами буржуазных политиканов.
Нам же казалось, что Фидель слишком преувеличивает опасность, ибо мы полагали, что США, напуганные кризисом, удовлетворятся разумным компромиссом и не будут обострять обстановку. Но кубинский руководитель оказался прав. В течение первых двух недель переговоров американцы действительно выставили одно за другим почти все предвиденные Фиделем требования. Лишь на домогательство включить в правительство республики эмигрантское отребье они не осмелились, поняв, что это может привести к срыву переговоров.