Полпред в Варшаве В. А. Антонов-Овсеенко сообщал в НКИД:
— Между тем обстановка меняется. За срыв темпов нашего сближения работают большие силы, учитывающие рост значения Советского Союза в связи со всеми его успехами…
Несмотря на наши предостережения, в Галиции велась разнузданная антисоветская травля, создавшая благоприятную обстановку для покушения на наше консульство во Львове.
В результате этого покушения сотрудник советского консульства Алексей Маилов был убит, а другой сотрудник, Иван Джугай, — ранен. И хотя преступники были наказаны, антисоветские организации не были запрещены и продолжали свою деятельность. Все это отягощало советско-польские отношения. Но Советское правительство продолжало последовательно проводить политику на сближение с Польшей.
Состоявшийся в январе 1934 года XVII съезд ВКП(б) констатировал «перелом к лучшему в отношениях между СССР и Польшей». Одновременно в отчетном докладе ЦК ВКП(б) содержалось предостережение от излишнего оптимизма: «Это не значит, конечно, что наметившийся процесс сближения можно рассматривать как достаточно прочный, обеспечивающий конечный успех дела. Неожиданности и зигзаги политики, например в Польше, где антисоветские настроения еще сильны, далеко еще нельзя считать исключенными»[50].
Это оценка оказалась справедливой.
Польское правительство, защищавшее интересы буржуазии и помещиков, проводило внешне так называемую политику «равновесия», «балансирования» между СССР и фашистской Германией. На деле же, строя свою политику на платформе антикоммунизма, оно искало пути сговора с гитлеровской Германией и милитаристской Японией, вопреки жизненным интересам польского народа. Не случайно на совещании генералитета и особо доверенных лиц в Бельведерском дворце фактический глава польского государства Ю. Пилсудский назвал Советский Союз в качестве главного противника в будущей войне. Поэтому правящие круги Польши отрицательно относились к инициативе СССР по коллективной защите мира в Восточной Европе от угрозы германской агрессии.
Возросший авторитет СССР во всем мире и инициативно действующая советская дипломатия привели к значительному упрочению внешнеполитических позиций Советского Союза. В сентябре 1934 года по приглашению 30 государств СССР был принят в Лигу Наций и получил постоянное место в Совете Лиги.
В том же году СССР установил дипломатические отношения с рядом государств Восточной Европы: Венгрией, Румынией, Чехословакией, Болгарией и Албанией. Наконец-то Борис Спиридонович стал получать иногда весточку со своей родины — Болгарии.
Одновременно Советское правительство, учитывая рост числа военных провокаций японцев на дальневосточных границах СССР и МНР, предприняло по взаимной договоренности с правительством Монголии ряд дополнительных шагов по укреплению политического, экономического и военного сотрудничества.
Политика японских милитаристов на Дальнем Востоке становилась все более агрессивной. И хотя японское правительство, учитывая возросшую мощь Советского Союза на Дальнем Востоке и определенную изоляцию Японии на международной арене, вынуждено было в начале 1934 года отказаться от намечавшегося прямого вторжения на территорию СССР, агрессивная сущность японской политики, направленной против СССР, МНР и Китая, оставалась прежней, приобретая лишь новые формы. Борис Спиридонович никогда не был на Дальнем Востоке. Многое ему приходилось узнавать о жизни народов этих стран из постоянных бесед с товарищами, приезжавшими из Китая, Монголии и Японии, особенно работниками полпредств, торгпредств и других учреждений, многих из которых он знал лично. Он изучал материалы и отчеты, поступавшие из отделов НКИД и других организаций, в том числе Наркомвнешторга, Разведупра РККА и других. Знакомился он и с новинками японской политической литературы, большая часть которой была посвящена перепевам различных милитаристских догм, прославлению «японского духа», «исторической роли» Японии в осуществлении ее господства на Дальнем Востоке. Б. С. Стомоняков хорошо помнил «меморандум Г. Танака» 1927 года, в котором провозглашались далеко идущие экспансионистские планы японского империализма. К этому времени бывший премьер-министр уже ушел в мир иной, но в Японии продолжали развивать те же идеи агрессивной войны против СССР.
Одним из первых вопросов, который пришлось рассматривать Б. С. Стомонякову, когда он стал заниматься проблемами советско-японских отношений, был рыболовный. Японцы всячески старались обойти положения советско-японской рыболовной конвенции 1928 года, выработанной также при участии Б. С. Стомонякова и устанавливавшей в целях сохранения рыбных богатств определенные ограничения на хищнический лов рыбы. Нередко японские дипломаты пытались оспаривать решения советских органов о количестве сдаваемых в аренду рыболовных участков и об их ценах.
После длительных проволочек летом 1934 года в Москве начались советско-японские переговоры по рыболовному вопросу. Однако посетивший Б. С. Стомонякова 11 июня японский посол в СССР Т. Ота пытался навязать советской стороне ряд предварительных условий для начала переговоров. Заместитель наркома решительно отклонил эти японские домогательства. Сообщая об этой беседе полпреду СССР в Японии К. К. Юреневу, Б. С. Стомоняков писал, что «японцы будут всемерно затягивать переговоры под любыми предлогами».
Со второй половины 1934 года японские войска в Маньчжурии все чаще стали нарушать советскую границу.
— Особую активность японская военщина проявляла на участках Гродековского и Посьетского пограничных отрядов, — вспоминал позже в беседе с автором бывший посол СССР в Китае А. С. Панюшкин, командовавший в тот период одним из участков 58-го пограничного отряда. — Только на нашем гродековском направлении, — продолжал он, — японские подразделения численностью в 40–60 человек дважды, 23 и 26 июня 1935 года, демонстративно вторгались на советскую территорию.
Провокации на границе смыкались с воинственными выпадами японских официальных лиц против советских учреждений в Маньчжурии и в Токио. Нередко с антисоветскими речами выступали и политические деятели. Так, по дороге в Венгрию глава японской парламентской делегации Макияма дал интервью, в котором потребовал эвакуации советских войск с Дальнего Востока, угрожая, что в противном случае «война неизбежна».
Газета «Правда» 28 июня 1936 года в связи с этим писала: «Петушиное заявление г-на Макияма… конечно, никого в СССР не напугает. Но г-н Макияма, сам того не подозревая, разоблачает перед всем миром авантюристические замыслы японской военщины, подготовляющей и провоцирующей новую войну».
Борис Спиридонович, как никто другой, понимал, что при рассмотрении вопросов обеспечения безопасности Советского Союза на Дальнем Востоке необходимо учитывать угрозу, нависшую над западными и северо-западными границами СССР, поскольку польские и финские реакционные круги были не прочь сговориться с заправилами фашистской Германии и милитаристской Японией. Сведения о различного рода контактах на антисоветской основе между этими странами постоянно доходили до Стомонякова. Воистину положение таково, как в японской пословице, сказал однажды Борис Спиридонович в беседе с заведующим Восточным отделом Б. И. Козловским: «Гонишь от ворот тигра, а в заднюю дверь ломится волк».
В конце февраля 1936 года группа «молодых офицеров», одержимых идеей быстрейшего осуществления японских экспансионистских планов, попыталась с помощью обманутых ими солдат совершить в Токио путч с целью установления в стране военно-фашистского режима. Путч провалился, но стал еще одним толчком к дальнейшей милитаризации и фашизации Японии. Именно так оценивал Борис Спиридонович эти события в Японии в письме полпреду СССР в Китае Д. В. Богомолову, когда писал, что они «приведут во всяком случае к усилению влияния военно-экстремистских элементов на японскую политику».
Японская военщина продолжала провокации на советско-маньчжурской границе. 9 января 1936 года японский военный самолет, нарушив советскую границу, совершил посадку в районе села Покровка. Б. С. Стомоняков вызвал в связи с этим японского посла Т. Ота и заявил ему протест.
50
XVII съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б). Стенографический отчет. т. М., 1934. С. 13–14.