Весной 1935 года в Болгарию нанес визит фашист № 2 Герман Геринг. Ему был оказан торжественный прием, хотя болгарский посланник утверждал, что оказанный прием был связан с наличием в свите Геринга родственника болгарского царя. По его словам, визит германского деятеля будто бы не имел никакого политического значения. Посланник Д. Михалчев высказал Б. С. Стомонякову мнение, что в Болгарии еще слишком живы воспоминания о первой мировой войне, когда сотрудничество с Германией ничего, кроме несчастья, Болгарии не принесло. Это было действительно так, но правящие круги Болгарии не сделали тогда правильных выводов и вновь связали судьбу своей страны с политикой фашистской Германии.
Советское правительство внимательно следило за экспансией фашистской Германии на Балканах. В одной из бесед с новым болгарским посланником в Москве Н. Антоновым Б. С. Стомоняков однозначно заявил:
— Мы будем судить о политике Болгарии по ее поведению в Лиге Наций и ее отношению к фашистской Германии.
В середине 1936 года произошло некоторое перераспределение обязанностей между руководящими работниками Наркоминдела. Борис Спиридонович более активно начал заниматься делами Турции и Ирана наряду с вопросами дальневосточной политики СССР, которые по-прежнему входили в его компетенцию. Вопросами Скандинавских стран и Прибалтики стали заниматься нарком и его первый заместитель Н. Н. Крестинский.
В связи с этим полпред СССР в Литве М. А. Карский писал:
«Уважаемый Борис Спиридонович. Искренне сожалею, что Вы перестаете руководить I Западным отделом. Уверен, что это сожаление разделяют со мной все прибалтийцы».
Теплое письмо прислала 7 июня 1936 года из Стокгольма полпред СССР в Швеции А. М. Коллонтай:
«Дорогой Борис Спиридонович,
Позвольте выразить Вам мое искреннее сожаление, что наши страны выходят из-под Вашего руководства. Мы так хорошо с Вами сработались за все эти годы, и Ваши указания всегда были ценными, помогая в работе.
Помимо всего, мое личное дружеское чувство к Вам заставляет меня сожалеть также и чисто лично о том, что наше сотрудничество прерывается. Спасибо за все прошлые годы хорошей совместной работы.
Желаю Вам успехов на самом ответственном участке. Тепло и сердечно жму Вам руку.
А. Коллонтай».
Б. С. Стомоняков долго рассматривал небольшой желтоватый лист гербовой бумаги, на котором было написано письмо. С А. М. Коллонтай они были дружны много лет, еще с дореволюционных времен. Заканчивался еще один период его дипломатической деятельности.
Начавшаяся сначала «ползучая», а затем и открытая японская агрессия против китайского народа создавала потенциальные возможности для зарождения союзнических отношений между народами СССР и Китая в их общей борьбе против японских агрессоров.
На пути этого союза стояло много препятствий: антисоветская и антикитайская политика японского милитаризма, стремившегося разобщить два великих народа, политика японского правительства, направленная на раздробление Китая путем поддержки китайских милитаристов в различных провинциях страны, реакционная внутренняя и внешняя политика китайского правительства во главе с Чан Кайши, политика поощрения экспансии японского агрессора против СССР, проводимая западными странами во главе с США.
И вот среди суммы этих слагаемых ЦК ВКП(б) и Советское правительство нашли ту единственно правильную линию, которая осторожно и последовательно подводила правящие круги Китая к необходимости сотрудничества с передовыми силами своего народа в лице китайской компартии и ее вооруженных сил. Проводимая китайской компартией тактика единого фронта совпала с усилиями СССР по налаживанию сотрудничества с Китаем по государственной линии в общей борьбе против японских агрессоров.
Правительство Чан Кайши шло на налаживание такого сотрудничества с СССР неохотно, все время оглядываясь на западные державы, которые толкали его на присоединение к политике умиротворения японского агрессора, которую они проводили на Дальнем Востоке.
Но железная логика событий убеждала китайский народ в том, что другого пути, кроме налаживания сотрудничества с СССР, у Китая нет. Чан Кайши не мог не прислушаться к широким настроениям китайской общественности.
Сианьские события в декабре 1936 года показали, что СССР не на словах, а на деле стоит за национальное объединение Китая, в чем смогло убедиться и центральное китайское правительство. А советское осуждение прямого неспровоцированного нападения японских милитаристов на китайские войска у моста Лугоуцяо, близ Пекина, 7 июля 1937 года, развязавшего новый этап агрессии японского империализма, продемонстрировало всему миру, что только СССР встал на прямую защиту правого дела китайского народа.
Оценивая происходящие события в Китае, «Правда» 31 июля 1937 года писала, что они со всей ясностью показывают, что «японские агрессивные военные элементы твердо и упорно проводят свою политику захвата и закабаления по частям всего Китая. Японская военщина… приступила к решению этой задачи железом и кровью».
В условиях нового этапа войны, когда гоминьдановские войска, встретившись с хорошо подготовленными в военном отношении японскими агрессорами, сдавали один за другим жизненно важные центры страны, в том числе Пекин и Шанхай, необходимо было принимать срочные меры.
В эти напряженные дни Б. С. Стомонякову пришлось решать самые неотложные вопросы, связанные с оказанием помощи Китаю. В то же время следовало избегать шагов, которые могли бы ввергнуть Советский Союз в войну с Японией, которой так жаждал весь империалистический мир. Было решено направлять помощь Китаю через Синьцзян, не дожидаясь решения некоторых юридических аспектов советско-китайских отношений.
Сказалось здесь все то положительное, что уже сделал Советский Союз по оказанию в свое время экономической помощи провинциальному правительству Синьцзяна, и установившиеся с ним хорошие отношения. Эта прозорливость Б. С. Стомонякова способствовала теперь налаживанию снабжения китайской армии через западные провинции Китая.
Одновременно срочно были урегулированы некоторые международно-правовые вопросы советско-китайских отношений, в частности подписаны торговый договор, Договор о ненападении и некоторые другие важные документы.
Конечно, важнейшим политическим актом было подписание Советским Союзом и Китаем 21 августа 1937 года в Нанкине Договора о ненападении. Но Договором о ненападении он был только по названию. Фактически же это был договор о взаимопомощи, причем одностороннего характера. В преамбуле договора говорилось о желании обеих сторон «содействовать сохранению всеобщего мира» и «укрепить существующие между ними дружественные отношения на твердой и постоянной основе».
Стремясь ускорить международно-правовое оформление отношений сотрудничества с Китаем, советская сторона предложила ввести в действие Договор о ненападении между СССР и Китаем немедленно, то есть без его ратификации.
Информируя об этом полпреда, Б. С. Стомоняков писал: «Китайскому послу, обратившемуся к нам сегодня по этому вопросу, мы дали исчерпывающие разъяснения».
В условиях начавшейся японской агрессии против Китая этот договор имел колоссальное значение не только как политическая и моральная поддержка дружественному китайскому народу, но и как официальное осуждение японской агрессии. Это был мужественный шаг со стороны Советского правительства, не побоявшегося возможности дальнейшего ухудшения отношений с милитаристской Японией, что вскоре и произошло. (Не прошло и года, как японцы спровоцировали военный конфликт на советской границе у озера Хасан.) Но это был одновременно акт интернациональной солидарности с китайским народом, продемонстрировавший воочию, что только Советский Союз действительно борется за мир и безопасность народов.