Именно неспособность увидеть совместимость наивного ментализма с наивным физикализмом привела к тем весьма странным дискуссиям на раннем этапе истории данного вопроса, в которых авторы пытались найти “тематически нейтральный” словарь или избежать чего-то, называемого ими “номологическими бездельниками” (Smart 1965). Обратите внимание, ведь никто же не считает, что, скажем, пищеварение должно описываться “тематически нейтральным” словарем. Никто не испытывает желания сказать: “Во мне происходит нечто, похожее на то, что происходит, когда я усваиваю пиццу”. Хотя все-таки чувствуется желание сказать: “Во мне происходит нечто, похожее на то, что происходит, когда я вижу апельсин”. Это желание заключается в том, чтобы найти описание данного явления без применения менталистского словаря. Но какова цель этого? Ведь факты остаются теми же самыми. Дело в том, что ментальные явления обладают менталистскими свойствами так же, как то, что происходит в моем желудке, обладает пищеварительными свойствами. И мы не избавляемся от этих свойств путем простого подбора альтернативного словаря. Философы-материалисты желают отрицать существование ментальных свойств, не отрицая при этом реальность некоторых явлений, которые лежат в основе употребления нашего менталистского словаря. Поэтому им необходимо найти альтернативный словарь для описания данных явлений.[21] Но, по моей оценке, все это трата времени. Нужно лишь гарантировать те ментальные (отсюда и физические) явления, с которых необходимо начинать, так же как гарантируют пищеварительные явления в желудке.
В данной главе я хочу достаточно кратко исследовать историю материализма за последние полстолетия. Я полагаю, что эта история демонстрирует достаточно загадочную, но и многое приоткрывающую схему (pattern) аргументации и контраргументации, которая велась в философии сознания со времен позитивизма 30-х годов. Данная схема не всегда видима на поверхности. На поверхности даже не видно, что обсуждаются одни и те же вопросы. Но я, в противовес поверхностным явлениям, убежден, что в действительности приблизительно за последние пятьдесят лет имела место только одна главная тема в философии сознания, и это проблема сознания и тела. Философы часто намереваются говорить о чем-то ином — вроде анализа убеждения или природы сознания, — но почти всегда оказывается, что в реальности они не интересуются конкретными чертами убеждения или сознания. Они не интересуются, чем убеждение отличается от предположения или выдвижения гипотезы, скорее, они хотят проверить свои взгляды на проблему сознания и тела на примере убеждения. То же самое и с сознанием. Удивительно, но ведется очень мало дискуссий о сознании как таковом; скорее, материалисты рассматривают сознание (consciousness) как особую “проблему” для материалистической теории психического (mind). To есть они хотят найти способ “овладеть” сознанием, если предполагается их материализм.[22]
Образец, который, как представляется, почти постоянно избирается в этих дискуссиях, следующий. Некий философ выдвигает материалистическую теорию психического. Он делает это, исходя из глубокого убеждения, что какая-то версия материалистической теории сознания должна быть правильной — в конце концов, разве мы не знаем, основываясь на научных открытиях, что в действительности во Вселенной нет ничего, кроме физических частиц и силовых полей, действующих на физические частицы? И, безусловно, должна иметься возможность дать объяснение природы человеческих существ способом, совместимым и согласующимся с нашим объяснением природы в целом. И, конечно, разве не следует из этого, что нашим объяснением человеческих существ должен быть последовательный материализм? Итак, философ намеревается дать материалистическое объяснение психики. Но затем он встречается со сложностями. Постоянно кажется, что он нечто упускает. Общая схема обсуждения предполагает, что критика определенной материалистической теории обычно принимает более или менее специальную форму, однако в основе специальных возражений лежит более глубокое возражение, которое формулируется достаточно просто: рассматриваемая теория упустила саму психику; она упустила некоторые существенные черты психического, а именно, сознание (или “qualia”, или семантическое содержание). Данная схема рассматривается снова и снова. Снова выдвигается материалистический тезис. Но этот тезис сталкивается с трудностями, принимающими различные формы, которые всегда являются проявлениями лежащей в основании более глубокой трудности, а именно, что рассматриваемый тезис отрицает очевидные факты, которые мы все знаем о своих собственных сознаниях. А это ведет к еще более яростным попыткам придерживаться материалистического тезиса и пытаться нанести поражение аргументам, выдвигаемым теми, кто настаивает на сохранении фактов. После несколько лет отчаянных маневров с целью объяснить эти трудности, выдвигаются некоторые новые положения, которые якобы разрешают трудности, но затем мы обнаруживаем, что и они сталкиваются с новыми трудностями, только эти новые трудности не так уж и новы — они в действительности те же самые старые трудности.
21
Хорошим примером является Ричард Рорти (1979), который предлагает нам вообразить племя, которое не говорит «Мне больно», а скорее «Мои С-волокна стимулируются». Что ж вообразим подобный случай. Вообразим некоторое племя, которое отказывается употреблять наш менталистский словарь. Что из этого следует? Членам этого племени либо присуща боль, подобно нам, либо нет. Если да, то тогда тот факт, что они отказываются называть это болью, не представляет интереса. Факты остаются теми же самыми независимо от того, как мы или они предпочитаем описывать их. Если же, с другой стороны, они действительно не имеют никаких болей, тогда они оказываются весьма отличными от нас и их ситуация не имеет отношения к реальности наших ментальных явлений.
22
Интересно, что в трех новейших книгах, каждая из которых содержит слово «сознание» в своем заголовке, — «Материя и сознание» Пола Черчленда (1984), «Сознание и вычислительная психика» Рея Джекендорфа( 1987) и «Сознание» Уильяма Лайкена (1987) — почти не предпринимается усилий дать объяснение или создать теорию сознания. Сознание для них не является объектом, который бы рассматривался как стоящая сама по себе тема, но скорее как раздражающая проблема для материалистической теории психического.