Саша Грязнов в своих работах о Витгенштейне сумел совместить и строгий академизм историко-философских исследований, и внутреннее движение навстречу витгенштейновской мысли. С его именем связана новая страница в исследованиях этого загадочного мыслителя в нашей стране. Он впервые привлек внимание к “венскому”контексту мысли Витгенштейна и связал его с традициями “континентальной“, а не только англосаксонской философии. Не думайте, что это — некий частный вопрос в исследовании источников и влияний. Дело в том, что обращение к культурному контексту в мировом витгенштейноведении фактически сыграло роль маркера, указывающего на переосмысление роли и значения этой центральной фигуры аналитического движения. Фактически, тем самым исследователи отделили Витгенштейна от его эмпиристски ориентированных предшественников и позитивистски ориентированных последователей и увидели в его наследии трансцендентальное измерение, которое удается артикулировать, связав этого мыслителя с традициями кантовскои мысли и этическими исканиями венских мыслителей той эпохи. Витгенштейн размышлял над проблемами трансцендентальной и эмпирической субъективности и их связи с миром. Но эти вопросы представлялись ему безнадежно запутанными, и потому он стал разрабатывать особые методы анализа языковых выражений. Саша был первым, кто стал говорить об этом у нас. Впрочем, дело не в том, что “стал говорить”. Донес всю глубину этого в аутентичном переживании и показал в строе своих суждений.
Мы с ним читали работы друг друга, слушали выступления и доклады. Хотя, в то же время, мало разговаривали на такие темы. Но я всегда знала, что есть человек, который прочитает и поймет то, что я пыталась сказать. И это было очень важно для меня. Он, так сказать, “благословия”мою первую публикацию, в которой я взяла на себя смелость писать о Витгенштейне. Я чувствовала себя еще довольно неуверенно, но Саша тогда одобрил мою интерпретацию витгенштейновской философии математики, и этим приободрил меня и придал мне сил. Помню, как меня поразила в том разговоре — одном из немногих разговоров об этом мыслителе, которые у нас с ним были — Сашина скромность в оценке собственных заслуг.
Он всегда оставался удивительно скромным и щепетильным человеком. Саша не стремился к “впечатляющим” результатам. Принципиально. Теперь-то мы начинаем понимать, что сделанное им впечатляет. Он повлиял на уровень наших знаний и занятий аналитической философией. Он писал обзоры, статьи, книги, перевел и сделал доступным значительный корпус текстов. Так он образовывал и воспитывал не только студентов и аспирантов, но и всю нашу философскую публику. Его роль в поддержании и оберегании эталона профессионализма в нашей философии невозможно переоценить.
Он не относился к тем философам, для которых главное — “выражать себя”. Это, опять-таки, было совершенно чуждо его стилю. Он методично, четко и высокопрофессионально работал. Повидимому, то дело, которым он занимался, представлялось ему более интересным, что “он сам”. И дело тут не только в скромности, но и в подлинном вкусе к историко-философской работе.
Он принес в Москву дух кембриджской и оксфордской философии. Причем не только своими публикациями и лекциями. Он жил аналитической философией и потому глубоко чувствовал ее проблемы. Да он и сам был похож на кембриджского профессора! Как ему это удавалось в нашей советской и постсоветской действительности?! Даже работы, которые Саша писал в “годы застоя”, хорошо читаются сейчас, потому что он всегда ориентировался не на конъюнктуру, а на высокие профессиональные стандарты. Так что, все-таки, он выразил себя в своей философской деятельности. Выразил, не навязывая себя публике. Аналитическая философия, которой он посвятил большую часть своей жизни, не была выигрышной темой ни в советское, ни в постсоветское время. Чтобы привлечь внимание или сделать карьеру, надо было бы заниматься чем-нибудь другим. Но такие суетные соображения Саше были чужды. Он не гнался ни за модой, ни за популярностью. Он занимался тем, что ему было близко, от шотландской философии “здравого смысла” (ей была посвящена его первая книга “Философия Шотландской школы”, М.: МГУ, 1979 г.) до современной аналитической философии, которая тоже очень уважительно относится к здравому смыслу.