Не возвращаясь домой, бодхисатва пришел во дворец и, получив разрешение на прием, обратился к царю с такими словами:
- Дозволь мне, царь, оставить службу и этот мир.
Царь был настолько удивлен, что утратил дар речи. Прийдя в себя, он спросил:
- Что же могло произойти за столь короткое время после того как мы расстались, чтобы ты решил изменить свою жизнь и нанести мне, столь тебя любящему, жестокую обиду? Отвечай!
- Идя к дому, о царь, я узнал, что народ верит в то, что я могу стать нищенствующим монахом.
- Что с тобою, мой друг? - проговорил царь, обхватив голову обеими руками. - Я ведь знал тебя как благоразумного, трезвомыслящего человека, содержащего государственную казну в образцовом порядке, не поддающегося ни слухам, ни соблазнам. И ты прислушался к болтовне людишек, которым пришло в голову невесть что?
- Ты не прав, царь, - возразил бодхисатва. - Я достиг уважения людей честностью и исполнительностью. Но есть высшие добродетели, доступные лишь тому, кто не связан с этим миром путами, кто может отказаться от имущества и мирской славы. Не ставь мне в этом преграды, о царь!
Слова эти убедили царя, и он не стал задерживать казначея, который, оставив все, тотчас отправился в лес. Но у городских ворот бодхисатву нагнали друзья. Одни протягивали к нему с мольбой руки, другие пытались преградить ему путь, третьи обрушивали на него брань, упрекая в бессердечии. Нашлись и такие, которые пытались убедить бодхисатву вернуться, приводя мудрые изречения из священных книг об обязанностях главы дома. Бодхисатва обратился к ним с такой речью:
- Не оплакивайте меня, друзья. Ибо это следует делать по отношению к умирающим и мертвым. Если же причина скорби разлука со мною, то что вам мешает разделить мой жребий? Взгляните на меня: я не скорблю, не страдаю. Я ухожу от страданий, ибо причина их в привязанности к путам, которые я разрываю.
Простившись с друзьями, бодхисатва ушел в лес и провел там жизнь в счастьи, сияя своими добродетелями.
Кормчий
Бодхисатва сидел на берегу, обратив неподвижное лицо к морю. Уже несколько лет как он потерял зрение, но проведя большую часть жизни в море, по-прежнему ощущал себя его частью, и говор волн заменял ему человеческую речь со всеми её оттенками - от тихой ласки до гнева и ярости. Но он уже не мог предвидеть капризы погоды, ибо для него были скрыты знакомые ему приметы - изменение цвета воды, парение птиц, прыжки рыб.
За спиною послышался стук перекатывающихся голышей, и слепец повернул голову.
- О, Супарага, победитель бурь, тигр среди кормчих, - услышал он. Позволь припасть к твоим ногам.
- Говори, - сказал бодхисатва.
- Мы, кормящиеся торговлей, просим тебя отправиться с нами в плаванье и разделить будущую прибыль.
- Неужто и вы ослепли, почтенные?! - изумился Супарага. - Разве вам не ясно, что от меня на море не будет никакой помощи? Даже если вы хотите взять меня в трюм для тяжести вместо камня, то я и на это не гожусь.
- О нет! - затараторили купцы. - Мы все видим и все знаем о тебе. Мы не ждем, что ты поможешь избежать мелей или покажешь более короткий путь. Но само твое пребывание на корабле - залог безопасности. Так как ты чувствуешь течения, вихри, водовороты, то и стихии должны ощущать твое присутствие и робеть перед тобою, как робеем мы, твои почитатели.
И был внесен Супарага на судно, ибо тело его настолько ослабело, что сам он не смог бы дойти до сходней и тем более подняться по ним. Устроившись рядом с кормчим, Великосущный сидел, вслушиваясь в море. Первые десять дней оно было удивительно спокойным, словно бы и впрямь робело перед господином. Но потом стало роптать, и Супарага ощутил, что судно потеряло уверенность хода.
- Какого цвета море? - спросил он у кормчего.
- Темно-синего, - ответил тот, - как будто кто насыпал в него груду сапфиров и украсил её гирляндами из морской пены. Земля же исчезла из виду.
На лице Супараги промелькнула тревога.
- Закрепляйте паруса! - посоветовал он.
И впрямь, вскоре океан стал страшным, словно сбросил оковы молчания. Огромные валы неслись рядами, рассыпаясь пеной. Солнце закрыли тучи, темные, как многоголовые змеи. Засверкали лианы молний, раздались страшные раскаты грома, а затем стрелы ливня осыпали пучину волн. И тогда корабль весь задрожал, словно напуганный заяц, повергнув в уныние сердца мореходов. Несколько дней судно находилось в полной власти бурных волн, вздымаемых ураганом. Нигде не было видно ни берега, ни благоприятных признаков, сулящих успокоение стихии. И это привело мореходов в ужас и отчаяние.
И обратился к ним бодхисатва со словами ободрения:
- В том, что происходит, нет ничего необычного. Мы достигли великого Океана. Поэтому не нужно падать духом. Беритесь за дело.
Купцы приободрились и бросились на помощь гребцам.
Но вдруг корабль огласил вопль.
- Что случилось? - встревожился бодхисатва.
- Там, внизу, - дрожащим голосом проговорил кормчий, - тела, подобные человеческим, словно воители в серебряной броне, ужасные на вид, с мордами, безобразными, как копыта.
- Это не люди, не демоны, но рыбы, - засмеялся Супарага. - Не бойтесь их. Значит, мы далеко отплыли от нашей гавани. Это море Кхурамалин Копытоцветное море. Постарайтесь поскорее повернуть назад.
Но ураган дул в спину, вздымая огромные массы воды и с неодолимым бешенством увлекая корабль все дальше и дальше. И вот уже судно в другом море, сиявшем подобно серебру. Пораженные мореходы обратились к Супараге:
- А это что за море, словно бы потонувшее в белой пене?
- Беда! - встревожился Супарага. - Это Датхималин - Млечное море. Нас занесло совсем далеко. Если можете, возвращайтесь.
Но ход корабля нельзя было замедлить из-за необычайной быстроты течения и неукротимого ветра. И корабль вступил в новое море, с красноватой, как пламя, водою. Его беспокойные волны переливались подобно золоту. Пораженные мореходы вновь бросились к Супараге.
- Теперь мы видим море, пылающее огнем, сияющее красотою солнечных лучей. Скажи, как оно зовется?
- Это Агнималин - Златоцветное море. Было бы в высшей степени своевременно повернуть хотя бы отсюда, - сказал бодхисатва, благоразумно промолчав о том, что цвет огня придает морю растворенное в нем золото, ведь он знал тягу рода человеческого к этому металлу, ставшую причиной множества бед.