— Ни за что! — рявкаю я. — Дом я не продам!
— На моей стороне юридически обязательный договор, так что зубы мне не заговаривайте, — шипит он. — И если я чем и знаменит, то отнюдь не терпением.
Моя единственная и последняя надежда — мольба о пощаде.
— Кроме дома у меня ничего нет! Я купила его на наследство покойного отца. Вы не можете так со мной поступить!
— Могу-могу, еще как могу. Но все в ваших руках. Если к 17:30 следующего четверга я получу наличные, живите в своем доме сколько хотите. По мне, так это самый разумный вариант.
Прежде я никогда не помышляла об убийстве всерьез, но, окажись у меня сейчас в руке пистолет, уверена, я не задумываясь пустила бы его в ход. Как можно быть таким жестоким, таким несправедливым, таким законченным мерзавцем?
Но от гнева никакого проку, и я уступаю:
— Ладно. Я достану ваши чертовы деньги.
— Превосходно. Не сомневался, что вы одумаетесь. Хотите верьте, хотите нет, но мне вправду жаль, что события обернулись подобным образом. Не исчезни мистер Паттерсон, нашего разговора и не состоялось бы. На вашем месте я постарался бы отыскать его.
— Да пошел он!
— Только не питайте иллюзий, мисс Бакстер. Я всегда добиваюсь желаемого, и препятствовать мне по меньшей мере глупо. Обратитесь в полицию — долг вырастет вдвое. Начнете валять дурака — долг вырастет вдвое. А если не уложитесь в срок или откажетесь продать недвижимость на моих условиях — что ж, тогда на кону здоровье вашей мамули. Вам все понятно?
Меня только на кивок и хватает.
— Превосходно. Значит, в следующий четверг в 17:30 я зайду за деньгами к вам в магазин. А меж тем парочка моих компаньонов будет присматривать за вашим домом — вдруг мистер Паттерсон объявится. Ну или вы вздумаете присоединиться к нему.
И с этим Стерлинг протягивает мне руку для рукопожатия.
— Вы издеваетесь, что ли? — фыркаю я.
— И то верно. Приятного вечера, мисс Бакстер.
Он разворачивается и, насвистывая, удаляется.
Я считаю про себя до двадцати и, убедившись, что вымогателя и след простыл, валюсь на пол. Вопреки всем своим усилиям, мне начинает раздирать грудь, и в конце концов я захожусь рыданиями.
Из темных глубин моего отчаяния поднимается лишь один вопрос: ну за что мне все это?
11
Даже не знаю, как долго я вот так отрешенно сижу на полу, но в какой-то момент в коридоре появляется медсестра.
— Мадам, все в порядке?
Она гораздо моложе меня, да и симпатичнее, коли на то пошло. Наверняка живет себе и забот не знает.
— Да… В порядке. Спасибо.
Я с усилием поднимаюсь на ноги и делаю судорожный вздох.
— Вы кого-то навещали? — продолжает допытываться девица.
— Маму. Она пострадала при ограблении.
— Какой ужас! Тогда, наверное, у вас шок? Это вполне типично для родственников жертв.
Возможно, и шок, хотя и не только из-за злоключений матери.
— Не беспокойтесь, все нормально. Просто немного переволновалась. Не подскажете, где тут у вас туалет?
Медсестра окидывает меня внимательным взглядом, а затем указывает направление.
Приемные часы уже закончились, и потому в коридорах и уборных больницы теперь безлюдно и тихо. Я прохожу по кафельному полу к ряду раковин и смотрюсь в зеркало. Ну и видок у меня. Лицо бледное, глаза налиты кровью. Хотя, если рассудить, именно так и должна выглядеть женщина на грани банкротства, которой за шесть дней необходимо раздобыть двадцать штук.
«И что же, черт побери, ты собираешься делать, а, Бет?»
Вариантов выбора у меня всего ничего, так что их рассмотрение много времени не занимает. Взять ссуду в банке я не моту, поскольку магазин еле-еле себя окупает. Близких друзей, которые могли бы прийти на выручку, у меня нет. С остальными членами семьи я не виделась несколько лет, так что обращаться к ним тоже не вариант. И даже если удастся продать машину, обручальное кольцо и весь товар в магазине, все равно у меня и близко не получится требуемой Стерлингом суммы.
Ничего ценного у меня нет — кроме дома.
От одной лишь мысли о его утрате у меня вновь наворачиваются слезы. Это же не просто жилище, это наследство отца. Ведь только благодаря отцовским деньгам я и смогла позволить себе покупку дома. Который теперь неким смутным образом словно бы удерживает покойного родителя среди живых.