- Ублюдки чёртовы! - неистово костерил мертвяков Павел. - Срань господня! Испугались земной тряски и полезли на белый свет!
- Окстись, сын, - строго промолвила Таисия, хотя губы еле-еле ей подчинились. - Во всём промысел Божий. Может, Судный день настал.
- Не нужон мне такой Судный день, когда всякая покость меня зарыть хочет. Идём, мать, я до головы побегу, пусть в околоток сообщит, а ты по соседям. Оборонять нужно предместье от этих...
Таисия вздрогнула, услышав из уст своего великовозрастного дитяти матерное слово, но смолчала. Предки, конечно, велели беречь уста от скверны. Но никаких указаний от них не было, что делать, когда эта скверна вопреки всем законам, людским и Божиим, полезет из-под земли.
- Значит, прав был Андрюня-то... - сказала она тихо.
Сын не откликнулся.
Кузнец исчез, возможно, провалился под землю со своим мёртвым уродцем; но вполне могло быть, что спасся. В любом случае сейчас было важнее предупредить людей, чем рыскать по снегам да оврагам, каждый миг ожидая новой тряски.
- Мать, глянь на дома... - прошептал Павел.
Таисия давно заметила и покосившиеся трубы, и дыбом вставшие крыши, и чёрную трещину, которая разорвала дорогу; и словно перепаханный снег. Павел и Таисия подумали об одном: видимо, мёртвая толпа металась, не зная, куда направиться.
- Они что, каждый к своим пошли?.. - изумился Павел.
Мать с сыном рванули к своей распахнутой калитке. Их тяжкое дыхание выдавало страх встретить дедов и отца. Людьми они были суровыми, никто из них не преставился своей смертью на лавке. Как-то обернётся их встреча с живой роднёй?
- Саша... - простонал Павел.
- Будет! - пресекла его муки мать. - Сашка хоть тоньше былинки, но постоять за себя сможет. Да и Андрюня с ней.
Павел простонал ещё раз.
К счастью, потусторонних гостей не оказалось. На соседних подворьях не было слышно ничего, кроме обычной суеты: ни воплей ужаса, ни мольбы, ни пальбы. Словно бы земля исторгла из себя на время вечных жителей, а потом снова поглотила их.
В избе, кроме упавшего поставца с посудой, поваленной лавки и наехавших одна на другую половиц, никаких изменений не было. Андрюня стоял на коленях перед иконой, Саша заметала глиняные черепки.
Павел облапил жену и даже пустил слезу, так расчувствовался. Всё могло обернуться хуже.
- Ну, я побежал до головы, - сказал он. - Крышу завтра осмотрю. Печь не вздумайте топить. Ты, мать, лучше посиди дома.
- Иди уж. Авось соображу, что делать, - сказала Таисия, не снимая одежды.
Павел понял, что унять матушку и удержать её дома не удастся. Такой уж она уродилась.
Только Павел скрылся за дверью и его шаги проскрипели в морозной темени, Таисия схватила Сашу за руки и неожиданно поинтересовалась:
- Что думаешь, невестушка?
Разум Таисии отрицал увиденное. Поэтому она попросила помощи у Саши.
Невестка во время толчка расшиблась. Она склонила лоб с синяком к плечу. Застеснялась. Но потом подняла на свекровь, которая впервые с ней посоветовалась, вовсе не пугливые глаза.
- Дядя Андрей правду сказал. Земля вытрясла из себя покойников. Перемешались все: и мёртвые, и живые. Мертвяки свой покой хотят откупить. И живым точно так же сделать нужно.
Таисия отбросила Сашины руки и сказала в сердцах:
- Ну и брехливая же ты, Саша! Что это за откуп от земли? Как он поможет от тряски?
Саша обиделась и молча опустила голову. Встала истуканом - ни слова больше не скажу.
- Ну прости меня, - попросила Таисия. - Не в себе я. Если б ты знала, что давече с нами случилось...
- А я знаю, - ответила Саша. - Тётка Мотря, соседка родителей, сразу сказала, что настало время, когда лик земли изменится. Наружу всё выйдет, что внутри, верхнее вниз сверзится. Откупы нужны, жертвы, чтобы по-прежнему всё было.
Таисия чуть не уселась помимо лавки.
Мельниковы давно враждовали с семьёй этой Мотри, которая слыла колдовкой, а ещё была завистлива и пакостлива. Во всех родах, на которые косо глянул Мотрин глазок, случались беды. Она же была как заговорённая. Однако верховодить ей не довелось. Даже её свёкор, при жизни голова предместья, сноху ни во что не ставил. А люди её просто не любили.
- Хорошо, что отец Петерим тебя сейчас не слышит. А то бы наказал чёрными работами при храме. Где ж это видано, чтобы миропорядок каким-то шаманством, откупами восстанавливали? - в сердцах сказала Таисия.
- Матушка... - тихо, но напористо начала Саша, - а кто: отец Петерим или приезжие доктора остановили чумной мор? Петерим или шаман на ноги моего батюшку поднял, когда он под лёд провалился? Телёнка кто реке скормил, и она забрала свои воды из батюшкиного нутра? А он не дышал долго, и с ведро пены потом из него вылилось.
- Для твоего же блага запрещаю такое говорить! - тоже тихо, но с закипающей яростью сказала Таисия. - Волю Божию всем чем угодно можно назвать. Да только слаб умом человек решать, где промысел Его, а где доктора с шаманами.
А ещё она подумала, что Мотря, как болиголов, успела всё вокруг себя отравить своими бреднями.
Андрюня отказался пить и есть, застыл на лавке, уставив прозрачные голубые глаза в потолок. С курчавой бородкой, отросшими тёмными волосами, он кого-то очень сильно Таисии напомнил. Она даже вздрогнула, когда осознала: паршивая овца их рода точь-в-точь походил на одного из святых, изображённых в церкви Вознесения. И вообще он пошёл не в их родову - кряжистых, словно медведи, черноволосых и черноглазых сибиряков.