Мантакис приготовил две тарелки с едой на маленьком столике. Я не поверил своим глазам при виде жареной оленины и незнакомых овощей – все без малейшей примеси крематов. Тут же стояли две бутылки вина, красного и синего, и два тонких хрустальных бокала. Я сел к столу и жестом пригласил девушку присоединиться ко мне.
Она придвинула стул, отрезала кусок оленины и начала есть. Я налил синего, более крепкого вина в надежде, что она не заподозрит меня в обдуманном намерении. Затем я откинулся в кресле и произнес:
– Вы сегодня хорошо поработали.
– Я же говорила, что буду вам полезна, – согласилась она.
Я предпочел бы услышать более почтительный ответ и, возможно, чтобы она не так громко жевала, но такие мелочи не могли затмить ее очарования. Мы ели и обменивались комплиментами, посмеявшись, между прочим, над тупицами, которые заподозрили в похищении Моргана с дочерью. Все шло прекрасно, и я уже налил нам по второму бокалу вина, когда у нее за спиной материализовался профессор Флок. А я и забыл, что большей частью удовольствия от ужина обязан красоте.
– Неужели ты думал, Клэй, что я пропущу такой равный междусобойчик? – спросил профессор.
Арла вздрогнула и оглянулась, словно заслышав жужжание москита, но я понимал, что она просто заметила мой взгляд. Неловко было при девушке кричать старому учителю, чтоб он убирался, так что я сосредоточился на ее глазах и постарался не замечать гостя.
– Отличная грудка, мой мальчик, – продолжал тот, – и я говорю не об ужине, а о том, что ты надеешься получить на сладкое. – Он был в набедренной связке и держал в руках заступ. По осунувшемуся лицу стекал пот.
Арла сделала глоток и сказала:
– Мне вспомнился еще один отрывок из дедушкиных рассказов.
– Интересно, – проговорил я.
Флок наклонился над Арлой, заглядывая за вырез платья.
– Я предлагаю Двенадцатый маневр, – сказал он, цинично подмигивая.
– Да, – сказала она, – я вспомнила, как он рассказывал, представьте себе, о встрече с существом, очень напоминавшим Странника отца Гарланда.
– Что вы говорите? – сказал я, глядя на приплясывавшего у нее за спиной профессора.
– Именно так, – сказала она, – и я вспомнила, он рассказывал, что то существо сказало им название рая.
Флок сказал мне:
– Смотри, Клэй, вот как я умер.
Я увидел поднимающиеся вокруг него испарения, и в комнате запахло серой. Выронив заступ, профессор схватился руками за горло. Лицо покраснело, потом стало иссиня-багровым, язык вывалился изо рта, глаза вылезали из орбит.
– Вено, – сказала Арла.
Профессор упал на нее, голова девушки прошла сквозь его бестелесную грудь. Я вскочил, чтобы столкнуть с ее плеч тяжесть его тела. В тот же миг галлюцинация исчезла, и я оказался стоящим над девушкой с протянутыми руками.
– Я реагировала примерно так же, – улыбнулась Арла.
– Любопытно, – повторил я и непринужденно опустился на место, стараясь скрыть волнение.
Незваные гости больше не прерывали наш ужин. Закончив, Арла встала и с бокалом в руке отошла к окну. Она взглянула на желтый диск луны и спросила:
– Как вы считаете, мы уже видели преступника или его очередь наступит завтра?
– Пока рано делать выводы. Вспомните, Двенадцатый маневр требует обследования всего населения.
– Расскажите мне об Отличном Городе, – попросила она.
– Хрусталь, розовый коралл и увитые плющом балюстрады. Просторные сады и широкие проспекты.
Город – порождение разума Создателя, Драктона Белоу. Рассказывают, что он учился у гениального Скарфинати, изобретателя непревзойденной мнемонической системы. Тот возводил в сознании дворец, а затем наполнял и украшал его идеями, посредством мистического символизма преображенными в предметы. Желая вспомнить что-либо, нужно было отыскать во дворце нужную вещь – вазу, картину, витраж, – и перед вами разворачивалось воспоминание. Юный Белоу был настолько любознательным, что дворец оказался для него тесен: его познания требовали строительства целого города. Ко времени своего прибытия в Латробию двадцатилетний юноша уже видел мысленным взором каждый камушек столицы, завиток на фасадах. Говорят, он шептал что-то ухо нанятым для строительства рабочим, и с той минуты они трудились подобно счастливым автоматам, не зная усталости до самой смерти, причем каждый точно знал свою работу. Город был выстроен еще моего рождения, в столь краткий срок, что это представляется не менее чудесным, чем самое его совершенство.
– А физиогномику тоже он ввел? – спросила Арла.