– Какие-либо особые пожелания, ваша честь? – осведомился мэр.
– Ванну со льдом на рассвете, – распорядился я, – и полная тишина. Я должен буду сосредоточиться.
– Надеюсь, вы найдете пребывание у нас... – начала хозяйка, но я жестом остановил ее и попросил показать комнаты. Мистер Мантакис с моим саквояжем начал уже подниматься наверх, когда мэр объявил, что к четырем пришлет за мной кого-нибудь.
– Официальный прием по случаю вашего прибытия, сударь, – крикнул он мне вслед.
– Как вам будет угодно, – буркнул я, поднимаясь по скрипучим ступеням.
Отведенное мне помещение оказалось довольно просторным: две большие комнаты, одна – под спальню, другая, с письменным столом, лабораторным столом и кушеткой, – под кабинет. Полы скрипели, холодный ветер северных границ просачивался в плохо прошпаклеванные окна, а обои с розовыми букетами среди вертикальных зеленых полос наводили на мысль о карнавале.
В спальне я с изумлением обнаружил одного из твердокаменных героев, о которых рассказывал мне мэр. В углу, слегка нагнувшись, стоял старик в шахтерском комбинезоне. Статуя служила подставкой для большого овального зеркала.
. – Мой брат, Арден, – пояснил Мантакис, поставив саквояжу кровати. – Не хватило у меня духу продать его в Город на топливо.
Старик уже собрался уходить, но я задержал его вопросом:
– Что вы знаете про белый плод из Земного Рая?
– Арден там был, когда его нашли, лет десять тому назад. – Он тянул слова, как свойственно всем тугодумам. – Совсем белый, а на вид вроде спелой груши; так и хочется впиться зубами, – при этих словах он показал свои желтые кривые зубы. – Отец Гарланд сказал, его нельзя есть. Кто его попробует, станет бессмертным, а это против воли божьей.
– И вы подписываетесь под этой чушью? – спросил я.
– Простите? – недоуменно переспросил старик.
– Вы в это верите?
2
– Я верю в то же, что и вы, ваша честь, – пробормотал он и, пятясь, выскользнул за дверь.
Стоя перед окаменевшим Арденом, я изучил свое отражение в зеркале и остался доволен увиденным. Пусть Создатель отправил меня в провинцию в наказание, это еще не повод для разболтанности. Малейшее пренебрежение своими обязанностями тут же станет ему известно, и меня либо казнят, либо сошлют в трудовой лагерь.
За пятнадцать лет достичь ранга физиономиста первого класса – незаурядное достижение. Мне не раз случалось проводить тончайшие физиономические расследования. Кто, как не я, разоблачил латробианского волка-оборотня, скрывавшегося в облике шестилетней девочки, когда этот зверь наводнил ужасом поселки под самыми стенами Отличного Города? Кто опознал в полковнике Расука потенциального революционера, отвратив направленный на Создателя удар, когда сам убийца еще не ведал о своем замысле? Многие, в том числе и Драктон Белоу, числили меня лучшим из лучших, и я не собирался разочаровывать их, хотя бы само дело казалось пустяковым, а место преступления – последним захолустьем.
Каждому ясно, что такое расследование полагалось бы поручить свежеиспеченному выпускнику Академии, из тех, что умудряются порезаться собственным скальпелем. Религиозная подоплека этого дела вызывала отчетливый зуд под копчиком. Помнится, однажды я пытался убедить Создателя очистить страну от религии. В Городе она отмерла сама собой, вытесненная преклонением перед Белоу. Преклонение это порождалось тем, что каждый горожанин мечтал хоть в малой мере разделить его всеведение. Однако в провинциях еще били поклоны перед мертвыми идолами. В ответ я услышал: «Пусть дурачатся».
– Это извращение природы! – возразил я.
– Меня это не трогает, – сказал он. – Я сам извращение природы. Религия занимается страхами, чудесами и чудовищами, – Создатель изящным жестом извлек у меня из уха гусиное яйцо, разбил его о край стола, и оттуда выбежал сверчок. – Понимаешь? – спросил он. Тогда-то я и обратил внимание на непрерывную линию его бровей и пучки светлых волос на костяшках пальцев.